Как стать писателем? Пошаговое руководство.
«Пиши резво, редактируй рьяно» — не столько учебник по литературному мастерству (этого добра и так хватает), сколько очаровательная, умная, смешная и очень живая книга, способная поднять с дивана, расшевелить и вдохновить на писательские подвиги даже самого завзятого прокрастинатора».
Галина Юзефович
Литературный обозреватель Meduza
Галина Юзефович
Литературный обозреватель Meduza
В тот год мы планировали удить марлина рядом с кубинским берегом в течение месяца. Мы начали десятого апреля, и к десятому мая марлинов у нас было двадцать пять, а срок аренды вышел. Правильно тогда было бы накупить сувениров, залить в «Аниту» ещё дорогого кубинского топлива, чтобы с небольшим запасом хватило перегнать лодку, пройти контроль и уйти домой, в Ки Уэст. Но большая рыба всё ещё не шла.
«Кэп, а хотите ещё на месяц?» – спросил мистер Джози. «Анита» была его лодкой, и сдавал он её мне по десять долларов в день. Обычно же стоимость аренды была тридцать пять. «Если хотите остаться, я до девяти скину».
«И где нам эти девять долларов взять?»
«Когда возьмёте, тогда и отдадите. В Стэндард Ойл Компани с той стороны залива, в Белоте, у вас хороший кредит. Когда получим от них счёт, я рассчитаюсь по нему деньгами за прошлый месяц аренды. А погода плохая будет – сможете писать».
«Ладно», – сказал я, и мы остались ещё на месяц. К тому времени у нас было сорок два марлина, но крупные всё так и не шли. Рядом с Морро, где вода темнела, было сильное течение, и там была пропасть наживки. Из-под носа лодок выпрыгивали летучие рыбы, и птицы всегда были при деле. Но крупного марлина взять нам так и не удавалось, хотя белых мы ловили – или упускали – каждый день, а однажды я поймал их пять.
На набережной нас хорошо знали, потому что всю разделанную рыбу мы отдавали даром. А когда мы шли к берегу мимо Эль-Морро и затем по каналу вверх к Сан-Францисским причалам, и у нас был поднят флаг с изображением марлина, видно было, как люди бросаются к пристани. В том году у рыбаков марлин стоил от восьми до двенадцати центов за фунт, а на рынке вдвое дороже. Однажды мы шли к берегу сразу под пятью флагами, и полиции пришлось пройтись по толпе дубинками. Гадкое было дело. Но тогда на берегу гадким выдался весь год.
«Эти треклятые полицейские распугивают наших постоянных клиентов и всю рыбу себе забирают», – сказал мистер Джози. «А ну-ка иди к чёрту, – сказал он полицейскому, когда тот потянулся вниз за десятифунтовым куском. – Не видал я твоей рожи раньше. Как зовут?»
-->В тот год мы планировали удить марлина рядом с кубинским берегом в течение месяца. Мы начали десятого апреля, и к десятому мая марлинов у нас было двадцать пять, а срок аренды вышел. Правильно тогда было бы накупить сувениров, залить в «Аниту» ещё дорогого кубинского топлива, чтобы с небольшим запасом хватило перегнать лодку, пройти контроль и уйти домой, в Ки Уэст. Но большая рыба всё ещё не шла.
«Кэп, а хотите ещё на месяц?» – спросил мистер Джози. «Анита» была его лодкой, и сдавал он её мне по десять долларов в день. Обычно же стоимость аренды была тридцать пять. «Если хотите остаться, я до девяти скину».
«И где нам эти девять долларов взять?»
«Когда возьмёте, тогда и отдадите. В Стэндард Ойл Компани с той стороны залива, в Белоте, у вас хороший кредит. Когда получим от них счёт, я рассчитаюсь по нему деньгами за прошлый месяц аренды. А погода плохая будет – сможете писать».
«Ладно», – сказал я, и мы остались ещё на месяц. К тому времени у нас было сорок два марлина, но крупные всё так и не шли. Рядом с Морро, где вода темнела, было сильное течение, и там была пропасть наживки. Из-под носа лодок выпрыгивали летучие рыбы, и птицы всегда были при деле. Но крупного марлина взять нам так и не удавалось, хотя белых мы ловили – или упускали – каждый день, а однажды я поймал их пять.
На набережной нас хорошо знали, потому что всю разделанную рыбу мы отдавали даром. А когда мы шли к берегу мимо Эль-Морро и затем по каналу вверх к Сан-Францисским причалам, и у нас был поднят флаг с изображением марлина, видно было, как люди бросаются к пристани. В том году у рыбаков марлин стоил от восьми до двенадцати центов за фунт, а на рынке вдвое дороже. Однажды мы шли к берегу сразу под пятью флагами, и полиции пришлось пройтись по толпе дубинками. Гадкое было дело. Но тогда на берегу гадким выдался весь год.
«Эти треклятые полицейские распугивают наших постоянных клиентов и всю рыбу себе забирают», – сказал мистер Джози. «А ну-ка иди к чёрту, – сказал он полицейскому, когда тот потянулся вниз за десятифунтовым куском. – Не видал я твоей рожи раньше. Как зовут?»
«Кэп, а хотите ещё на месяц?» – спросил мистер Джози. «Анита» была его лодкой, и сдавал он её мне по десять долларов в день. Обычно же стоимость аренды была тридцать пять. «Если хотите остаться, я до девяти скину».
«И где нам эти девять долларов взять?»
«Когда возьмёте, тогда и отдадите. В Стэндард Ойл Компани с той стороны залива, в Белоте, у вас хороший кредит. Когда получим от них счёт, я рассчитаюсь по нему деньгами за прошлый месяц аренды. А погода плохая будет – сможете писать».
«Ладно», – сказал я, и мы остались ещё на месяц. К тому времени у нас было сорок два марлина, но крупные всё так и не шли. Рядом с Морро, где вода темнела, было сильное течение, и там была пропасть наживки. Из-под носа лодок выпрыгивали летучие рыбы, и птицы всегда были при деле. Но крупного марлина взять нам так и не удавалось, хотя белых мы ловили – или упускали – каждый день, а однажды я поймал их пять.
На набережной нас хорошо знали, потому что всю разделанную рыбу мы отдавали даром. А когда мы шли к берегу мимо Эль-Морро и затем по каналу вверх к Сан-Францисским причалам, и у нас был поднят флаг с изображением марлина, видно было, как люди бросаются к пристани. В том году у рыбаков марлин стоил от восьми до двенадцати центов за фунт, а на рынке вдвое дороже. Однажды мы шли к берегу сразу под пятью флагами, и полиции пришлось пройтись по толпе дубинками. Гадкое было дело. Но тогда на берегу гадким выдался весь год.
«Эти треклятые полицейские распугивают наших постоянных клиентов и всю рыбу себе забирают», – сказал мистер Джози. «А ну-ка иди к чёрту, – сказал он полицейскому, когда тот потянулся вниз за десятифунтовым куском. – Не видал я твоей рожи раньше. Как зовут?»
-->В тот год мы планировали удить марлина рядом с кубинским берегом в течение месяца. Мы начали десятого апреля, и к десятому мая марлинов у нас было двадцать пять, а срок аренды вышел. Правильно тогда было бы накупить сувениров, залить в «Аниту» ещё дорогого кубинского топлива, чтобы с небольшим запасом хватило перегнать лодку, пройти контроль и уйти домой, в Ки Уэст. Но большая рыба всё ещё не шла.
«Кэп, а хотите ещё на месяц?» – спросил мистер Джози. «Анита» была его лодкой, и сдавал он её мне по десять долларов в день. Обычно же стоимость аренды была тридцать пять. «Если хотите остаться, я до девяти скину».
«И где нам эти девять долларов взять?»
«Когда возьмёте, тогда и отдадите. В Стэндард Ойл Компани с той стороны залива, в Белоте, у вас хороший кредит. Когда получим от них счёт, я рассчитаюсь по нему деньгами за прошлый месяц аренды. А погода плохая будет – сможете писать».
«Ладно», – сказал я, и мы остались ещё на месяц. К тому времени у нас было сорок два марлина, но крупные всё так и не шли. Рядом с Морро, где вода темнела, было сильное течение, и там была пропасть наживки. Из-под носа лодок выпрыгивали летучие рыбы, и птицы всегда были при деле. Но крупного марлина взять нам так и не удавалось, хотя белых мы ловили – или упускали – каждый день, а однажды я поймал их пять.
На набережной нас хорошо знали, потому что всю разделанную рыбу мы отдавали даром. А когда мы шли к берегу мимо Эль-Морро и затем по каналу вверх к Сан-Францисским причалам, и у нас был поднят флаг с изображением марлина, видно было, как люди бросаются к пристани. В том году у рыбаков марлин стоил от восьми до двенадцати центов за фунт, а на рынке вдвое дороже. Однажды мы шли к берегу сразу под пятью флагами, и полиции пришлось пройтись по толпе дубинками. Гадкое было дело. Но тогда на берегу гадким выдался весь год.
«Эти треклятые полицейские распугивают наших постоянных клиентов и всю рыбу себе забирают», – сказал мистер Джози. «А ну-ка иди к чёрту, – сказал он полицейскому, когда тот потянулся вниз за десятифунтовым куском. – Не видал я твоей рожи раньше. Как зовут?»
«Ладно», – сказал я, и мы остались ещё на месяц. К тому времени у нас было сорок два марлина, но крупные всё так и не шли.
Полицейский назвал своё имя.
«Записан у нас такой в книге compromiso, Кэп?».
«Не-а».
В книгу compromiso мы записывали всех тех, кому пообещали привезти рыбы.
«Запишите его в очередь на следующую неделю, Кэп. Привезём ему маленький кусочек, – сказал мистер Джози. – А теперь, полицейский ты наш, вали отсюда к чёрту и дубась кого-нибудь другого, а наших друзей оставь. Насмотрелся я за свою жизнь на таких, как ты. Давай отсюда. Дубинку возьми свою и пистолет не забудь, и вали с пристани, раз не по долгу службы пришёл».
Наконец мы разделали всю рыбу и раздали её в соответствии с книгой, в которой уже была куча записей на следующую неделю.
«Вы идите в Амбос Мундос, Кэп, и помойтесь. Примете душ, и я зайду туда за вами. А затем мы сходим во Флоридиту и всё обсудим. Хорошо же меня разозлил этот полицейский».
«Сходили бы и вы, тоже душ приняли».
«Нет. Я и здесь приведу себя в порядок. Потел я сегодня поменьше вашего».
Я прошёл вверх по мощёной улице, срезав по ней путь до отеля «Амбос Мундос», проверил на стойке, есть ли почта, и затем поднялся на лифте на последний этаж. Моя комната располагалась в северо-восточном углу здания, в окна задувал пассат, и было прохладно. Я смотрел на крыши старой части города и дальше, на залив, где «Оризаба» со всеми огнями медленно выходила из гавани. Я был уставшим после такого количества рыбы, и мне хотелось лечь спать. Но я знал, что если прилягу – засну, поэтому я просто сел на кровать и смотрел в окно на то, как охотятся летучие мыши, а после этого, наконец, разделся, принял душ, надел чистую одежду и спустился вниз. Мистер Джози ждал меня в дверях отеля.
«Эрнест, вы, должно быть, устали», – сказал он.
«Нет», – солгал я.
«Зато я устал», – сказал он. «Просто наблюдая за тем, как вы рыбу вытаскиваете. Только двух нам до нашего рекорда не хватило – семь рыбин и один глаз». Ни я, ни мистер Джози не очень любили вспоминать про глаз восьмой рыбы, но рекорд наш всегда обозначали именно так.
Мы поднимались по узкому тротуару вдоль улицы Обиспо, и мистер Джози смотрел на освещённые витрины магазинов. Он никогда ничего не покупал, пока не приходило время возвращаться домой. Но смотреть любил, что бы там ни продавалось. Мы прошли два последних магазина, пункт продажи лотерейных билетов, и толкнули внутрь качающуюся дверь старушки «Флоридиты».
«Вы бы присели, Кэп», – сказал мистер Джози.
«Нет. В баре мне больше по душе стоять».
«Пива, – сказал мистер Джози. – Немецкого. А вы что пить будете, Кэп?»
«Дайкири со льдом без сахара».
Константе сделал мне дайкири и оставил в шейкере ещё на два раза. Я ждал, когда мистер Джози заведёт разговор, и он заговорил, как только принесли пиво.
«Карлос говорит, что в этом месяце большие точно пойдут», – сказал он. Карлос был нашим кубинским приятелем, который зарабатывал на жизнь промыслом марлина. «Говорит, что такого течения никогда не видел, и что, когда они пойдут, они будут такие огромные – мы таких в жизни не видали. Говорит, что пойдут обязательно».
«И мне он это же сказал».
«Если захотите взять лодку ещё на месяц, Кэп, я её по восемь долларов в день сдам и готовить буду, чтобы мы деньги на сэндвичи не переводили. На обед будем заходить в бухточку, там я буду готовить. Мы же этих пеламид постоянно вытаскиваем, в волнистую полоску. Они как маленькие тунцы на вкус. Карлос говорит, что сможет нам по дешёвке продукты доставать на рынке, когда за наживкой туда будет ходить. А ужинать будем ходить в «Жемчужину Сан-Франциско». Я там вчера хорошо поел на тридцать пять центов».
«А я не ужинал вчера, сэкономил денег».
«Надо, надо ужинать, Кэп. Потому, может, вы и уставший такой сегодня».
«Знаю. Ну а вы-то насчёт ещё одного месяца уверены?»
«До стоянки ещё целый месяц. Зачём нам сейчас уходить, если большие вот-вот пойдут?»
«А дел у вас никаких нет?»
«Нет. А у вас?»
«А всё-таки, думаете, пойдут?»
«Карлос сказал, что пойдут точно».
«Ну а если, скажем, мы одного такого подцепим, но на нашу снасть не вытащим?»
«Должны вытащить. Если хорошо есть, то можно за ним хоть вечность идти, пока он устанет. А есть мы будем. Да и я вот ещё о чем подумал».
«О чём?»
«Если будете рано ложиться, и чтобы без личной жизни, то засветло сможете вставать и будете писать, до восьми утра успевать дневную норму. А мы с Карлосом всё подготовим, вам только останется подняться на борт».
«Хорошо, – сказал я. – Никакой личной жизни».
«От неё-то вы и устаёте, Кэп. Но я не говорю совсем от личной жизни отказываться. По вечерам в субботу можно».
«Договорились, – сказал я. – Для личной жизни – только вечера суббот. А о чём, по-вашему, мне стоило бы написать?»
«А это вы сами решайте, Кэп. Я в эти дела лезть не стану. У вас работать всегда хорошо получалось».
«А о чем вы бы хотели прочесть?»
«Может, написали бы рассказов хороших про Европу, или про то, как на Западе были, или о том, как вы бродяжничали, как воевали, или что-нибудь в этом роде? Или написали бы о том, что только мы вдвоём знаем? О том, что довелось повидать «Аните». Личной жизни туда добавите, чтобы всем понравилось».
«С личной жизнью я завязываю».
«Это да, Кэп. Но вспомнить-то вам есть что. Теперь уж можно и завязать».
«Верно, – сказал я. – Спасибо, мистер Джози. Завтра с утра приступлю к работе».
«Но мне кажется, нам вот ещё что нужно сделать перед тем, как на новый график перейти. Сегодня вам нужно съесть большой стейк с кровью, чтобы завтра были силы, и чтобы вы проснулись и вам хотелось работать, и чтобы для рыбалки были в хорошей форме. Карлос говорит, что вот-вот крупные пойдут. Вам нужно быть на высоте, Кэп».
«Как думаете, если я пропущу ещё один, это ничего?»
«Ничего, конечно, Кэп. В них всего-то ром, сока лаймового немного и ликёр вишнёвый. От этого точно ничего не будет».
В этот момент в бар вошли две наших знакомых девушки. Они были очень хороши собой и настроены интересно провести вечер.
«Рыбаки наши», – сказала одна по-испански.
«Наших два крепких здоровых рыбачка – только что с моря», – сказала другая.
«Н.Л.Ж», – сказал мне мистер Джози.
«Никакой личной жизни», – подтвердил я.
«Секретничаете?» – спросила одна из девушек. Она была ужасно хороша собой, и в профиле её лица терял очертания небольшой изъян: чистота линии довольно красивого носа была когда-то нарушена правой рукой одного из её прежних дружков.
«Мы тут с Кэпом о делах разговариваем», – сказал мистер Джози девушкам, и они прошли в дальний конец бара. «Видите, как всё просто?» – спросил мистер Джози. «Личную жизнь я беру на себя, а от вас требуется рано вставать по утрам и писать, и быть готовым ловить рыбу. Большую рыбу. Такую, что весить будет за тысячу фунтов».
«А может, давайте наоборот? – сказал я. – Я беру на себя личную жизнь, а вы будете вставать рано утром, писать, и следить за формой, чтобы ловить большую рыбу, которая весит за тысячу фунтов?»
«Я бы и рад, Кэп», – сказал мистер Джози серьёзным тоном. «Но из нас двоих писать умеете только вы. И вы моложе меня и для рыбалки лучше годитесь. Я участвую лодкой и тем, что сдаю её по цене износа двигателя, если я всё правильно посчитал».
«Я знаю, – сказал я. – Я тоже постараюсь хорошо писать».
«Я хочу за вас гордость испытывать, – сказал мистер Джози. – И я хочу, чтобы мы поймали самого большого марлина, чёрт его дери, который только плавал в океане, по-честному его взвесили, разделали и раздали всем знакомым беднякам, и чтобы в этой стране никому из полицейских с их чёртовыми дубинками ни куска не досталось».
«Так и сделаем».
В этот момент одна из девушек в дальнем конце бара помахала нам рукой. Людей этой ночью выдалось мало, кроме нас там никого не было.
«Н.Л.Ж.», – сказал мистер Джози.
«Н.Л.Ж.», – я повторил уже по привычке.
«Константе, – сказал мистер Джози. – Эрнесту нужен официант. Мы хотим заказать два больших стейка с кровью».
Константе улыбнулся и, подняв вверх палец, подозвал официанта.
Когда мы проходили мимо девушек по пути в ресторан, одна из них протянула мне руку, я пожал её и сказал шёпотом: Н.Л.Ж.
«Бог ты мой, – сказала другая. – Они же политикой занимаются. И в такой-то год». Они были впечатлены и немного напуганы этим.
Утром, разбуженный первым солнечным светом со стороны залива, я встал и начал писать рассказ, который должен был понравиться мистеру Джози. В нём была и «Анита», и набережная, и всё, что с нами произошло, и о чём знали только мы вдвоём. Я попытался передать ощущение моря, всего, что мы видели и слышали каждый день, все запахи и все чувства. Я работал над рассказом каждое утро, каждое утро мы рыбачили, и улов у нас был хороший. Я усиленно практиковался и рыбу находил не сидя в кресле, а стоя. Но большая рыба – так и не шла.
Однажды мы видели, как промысловую шлюпку, прижатую носом к воде, за собой тянул крупный марлин. Каждый раз, когда рыба выпрыгивала, от неё во все стороны летели брызги, как от быстроходного катера. Тогда она сорвалась. В другой раз был дождь и шквалистый ветер, и мы видели, как четверо мужчин пытались затащить одного такого в свой ялик – марлин был широким, тёмно-багрового цвета и телом уходил глубоко под воду. Когда его выпотрошили, он весил пятьсот фунтов, и я видел, как на мраморной плите старого рынка его разделывали на громадные стейки.
В один из солнечных дней, во время мощного тёмного течения, мы стояли так близко к берегу, а вода была такая прозрачная, что у входа в гавань можно было видеть отмели на глубине десяти саженей. Тогда мы и взяли на крючок нашего первого крупного марлина, неподалёку от Морро. Для удилищ в то время не использовались ни выносные опоры, ни крепежи, и я просто стравливал в воду лёгкую снасть в надежде, что в канале мне удастся подцепить королевскую макрель – и вот тогда клюнул марлин. Он вышел из воды резко. Нос его был похож на отпиленный бильярдный кий. За носом было видно огромную голову, а сам он в ширину был как шлюпка. Затем он стремительно обошёл нас, параллельно борту протянув за собой леску, которая исчезала с катушки так быстро, что горячо было притронуться. Четыреста ярдов пятнадцатижильной лески – и половина их ушла прежде, чем я успел добраться до носа «Аниты».
Я пробрался туда, держась за поручни, которые мы встроили в крышу рубки. Мы отрабатывали этот путь и, карабкаясь, добирались через носовую часть палубы к форштевню, в который можно было упереться ногами. Но мы никогда не проделывали это с рыбой, которая бы неслась мимо нас, словно скорый поезд мимо промежуточной станции, одной рукой удерживая брыкающуюся удочку и пытаясь вставить её в упор, а другой рукой и обеими босыми ногами упираясь в палубу, чтобы не дать стянуть себя вперед.
«Ходу, Джози! – я прокричал. – Он уведёт всю леску».
«Уже некуда, Кэп. Вон он, пошёл».
К этому моменту одной ногой я упирался в форштевень, а другой ногой в правый якорь. Карлос обхватил меня сзади за пояс, а впереди нас из воды выпрыгивал марлин. Когда он показывался, то выглядел не меньше винной бочки в обхвате. Он серебрился на солнце, и на его боках видны были поперечные багровые полосы. Каждый раз во время прыжка брызги от него летели, как если бы с высоты в воду срывалась лошадь – а он всё прыгал, и прыгал, и прыгал. Катушка была раскалена, удерживать её уже было нельзя, а лески на ней становилось всё меньше и меньше, несмотря на то, что «Анита» шла за ним на всей скорости.
«Нельзя ещё поднажать?» – я крикнул мистеру Джози.
«Уже некуда», – сказал он. – «Сколько у вас там осталось?».
«Да ни черта».
«Здоровый, – сказал Карлос. – Самый здоровый марлин из всех, что я когда-либо видел. Пусть только остановится. Пусть только уйдёт на глубину. Тогда мы его нагоним и отыграем леску».
Первый раз рыба прошла от Эль-Морро до отеля «Националь». Примерно так же шли и мы. Когда в катушке оставалось не более двадцати ярдов, марлин стал, и мы нагнали его, не переставая выбирать леску. Я помню, как впереди шло судно «Grace Line», а к нему направлялся чёрный лоцманский бот. Я переживал, что во время захода судна в порт мы окажемся прямо по его курсу. Какое-то время я наблюдал за ним и работал катушкой, а затем, пробираясь назад к корме, смотрел, как оно набирает скорость. Судно шло на приличном расстоянии от нас, и бот тоже не должен был загородить нам путь.
Я сидел в кресле, а рыба была прямо передо мной, на глубине. У нас оставалась треть лески. Чтобы охладить катушку, Карлос лил на неё морскую воду, и также вылил ведро воды мне на голову и плечи.
«Вы как здесь, Кэп?» – спросил мистер Джози.
«В порядке».
«Не ушиблись там на носу?»
«Нет».
«Вы себе представляли когда-нибудь такую рыбу?»
«Нет».
«Grande. Grande», – приговаривал Карлос. Он дрожал будто охотничий пёс, хороший охотничий пёс. «Я в жизни такой рыбы никогда не видел. Ни одного разу, ни одного».
Марлина не было видно час двадцать минут. Течение было сильное, и нас прибило к Кохимар, примерно в шести милях от того места, где рыба впервые скрылась от нас на глубине. Я устал, но руки и ноги были в порядке, и я довольно уверенно выбирал леску, стараясь резко не потянуть или не дёрнуть. Теперь я мог его вести. Было непросто. Но возможно, если только не давать леске натянуться до разрывного усилия.
«Он скоро всплывёт, – сказал Карлос. – Иногда так делают крупные рыбы, и пока они не поняли, что к чему, их можно оглушить багром».
«Зачем ему сейчас всплывать?» – спросил я.
«Он сбит с толку», – сказал Карлос. – Ты ведёшь его, и он не знает, что происходит».
«Смотрите, чтобы так и не узнал».
«Без потрохов он на девятьсот фунтов потянет», – сказал Карлос.
«Давай не говори под руку», – сказал мистер Джози. –Кэп, может, как-нибудь по-другому попробовать?»
«Нет».
Когда мы увидели его, стало ясно, насколько большим он был. Не сказать, что это было пугающее зрелище, но оно внушало благоговейный трепет. Мы видели, как медленно он шёл, как затих и не двигался под водой, видели его большие грудные плавники, похожие на два длинных багровых серпа. Затем он увидел лодку, и леска у нас стала уходить так, у нас на крючке был автомобиль. Он прыжками уводил нас к северо-востоку, и во время каждого с него скатывалась вода. Мне пришлось снова пройти на нос, и мы гнались за ним, пока он не ушёл на глубину. В этот раз вниз он ушёл почти возле Морро. После этого я опять стал пробираться на корму.
«Принести выпить, Кэп?», – спросил мистер Джози.
«Нет, – сказал я. – Скажите Карлосу смазать маслом катушку и чтобы не разлил, и ещё солёной воды мне на голову полить».
«Вам точно ничего не принести, Кэп?»
«Пару рук и спину новую, – сказал я. – У этого сукина сына сил, как в самом начале».
В следующий раз мы его увидели полтора часа спустя, оставив Кохимар далеко позади. Он выпрыгнул и снова рванул вперёд, так что, пока мы шли за ним, мне пришлось перейти на нос.
Когда я вернулся на корму и снова смог присесть, мистер Джози сказал: «Ну, как он, Кэп?».
«Ничего ему не стало. А вот удочка стала терять жёсткость».
Удилище было выгнуто так, что напоминало натянутый до упора лук, и, когда я его приподнимал, как следует не выпрямлялось.
«Жесткости ещё хватит», – сказал мистер Джози. «Вы его вести можете ещё целую вечность, Кэп. Слить вам ещё на голову воды?»
«Пока нет, – сказал я. – Я беспокоюсь за удочку. Он всю жесткость своим весом из неё вынул».
Через час рыба стала уверенно подходить ближе, описывая вокруг лодки большие круги.
«Он устал, – сказал Карлос. – Теперь его будет легко подвести. От всех этих прыжков у него заполнился пузырь, теперь он на глубину не уйдёт».
«Конец удочке, – сказал я. – Теперь она вообще не выпрямляется».
Так на самом деле и было. Удочка своим концом касалась поверхности воды и никак не реагировала, когда я её приподнимал, чтобы подтянуть рыбу ближе и выбрать леску. Это уже и не была удочка вовсе. Это было продолжение лески. Пару дюймов за раз отыграть ещё было можно, но и только.
Марлин плыл медленными кругами, и когда он шёл в направлении от лодки, забирал леску с катушки. Когда шёл по кругу обратно – леску выбирал я. Но удочка утратила жёсткость, и теперь нельзя было наказать марлина, нельзя было проявить над ним власть.
«Плохо дело, Кэп», – обратился я к мистеру Джози. Мы по очереди звали друг друга «Кэп». «Если бы он сейчас вздумал уйти на глубину и там сдох, мы бы его ни за что не подняли».
«Карлос говорит, что он всплывёт. Говорит, что пока он прыгал, воздуха наглотался столько, что сдохнуть на глубине и не смог бы. Говорит, что крупная рыба ближе к концу всегда себя так ведёт, когда напрыгается. Я насчитал, что он тридцать шесть раз выпрыгивал, но, может, я и пропустил сколько-то».
Я почти никогда не слышал от мистера Джози таких длинных речей и был впечатлён. Вдруг рыбина резко пошла вниз, уходя всё ниже и ниже. Я обеими руками пытался остановить барабан катушки, удерживая леску вплотную к точке разрыва, и чувствовал, как катушка медленными рывками прокручивается под моими пальцами.
«Что со временем?», – спросил я мистера Джози.
«Уже три часа пятнадцать минут как вы с ним».
«Ты вроде говорил, что на глубине он подыхать не станет?» – сказал я Карлосу.
«Хемингуэй, он точно всплывёт, точно, я знаю это».
«Ты ему это скажи», – сказал я.
«Принеси ему ещё воды, Карлос», – сказал мистер Джози. «Не разговаривайте, Кэп».
От воды со льдом мне стало легче, я сплюнул её себе на запястья и сказал Карлосу, чтобы оставшуюся воду из стакана он вылил мне на затылок. От ремней на плечах у меня растёрлась кожа, туда проникал солёный пот, но на солнце было так жарко, что я не чувствовал тёплой выступившей крови. День был июльский, и солнце стояло прямо над нами.
«Слей ему на голову ещё солёной воды, – сказал мистер Джози. – Из губки».
В этот момент марлин перестал отматывать леску. На какое-то время он притих, но держался твёрдо, как если бы крючком я зацепился за бетонный пирс; затем медленно пошёл вперёд. Я выбирал леску, лишь запястьем вращая катушку, поскольку удилище больше уже не пружинило и сникло, словно ивовый прутик.
Когда он был в одной сажени от поверхности воды, так что нам его было видно – похожего на длинное каноэ в бордовую полоску с двумя выдающимися плавниками – он начал медленно кружить. Я держал его внатяжку, сколько это было возможно, пытаясь сузить круг. Леска была натянута до предела, ей оставалось только лопнуть – и тут отказало удилище. Не резко или вдруг переломилось – оно просто сложилось.
«Отрежь тридцать саженей лески с большой снасти, – сказал я Карлосу. – На кругах я его буду удерживать, а когда подойдёт ближе, мы сможем выбрать достаточно, чтобы эту леску присоединить к большой, и тогда я сменю удочку».
Уже не было и речи о том, чтобы выловив марлина установить мировой или какой угодно рекорд, ведь удочка была сломана. Но он вымотался, и на крупную снасть мы его должны были взять. Единственная проблема заключалась в том, что для пятнадцатижильной лески большая удочка была слишком жёсткой. Но это была моя забота, и я должен был что-нибудь придумать.
Карлос снимал тридцатишестижильную леску с большой катушки «Харди», протягивал её через пропускные кольца, отмерял раскинутыми руками и бросал на палубу. Я, как только мог, удерживал рыбу своей негодной удочкой и видел, как Карлос отрезал большой кусок белой лески и просунул её конец через кольца.
«Так, Кэп, – сказал я мистеру Джози. – Берите вот эту леску, и когда он станет сужать круг, вытяните её столько, чтобы Карлосу хватило скрепить их обе. Только потихоньку, не спешите».
Рыба подходила всё ближе, описывая вокруг нас свой круг, и мистер Джози фут за футом вытягивал леску, подавал её Карлосу, который узлом скреплял её с белой.
«У Карлоса всё готово», – сказал мистер Джози. У него оставалось ещё около ярда зелёной пятнадцатижильной лески в запасе, рабочую леску он держал у себя между пальцев, а рыба подходила к внутренней границе своего круга. Я оторвал пальцы от маленькой удочки, положил её вниз и взял из рук Карлоса большую.
«Режь, как будешь готов», – сказал я Карлосу. Мистеру Джози я сказал: «Стравливайте потихоньку леску, Кэп, а я посильнее ослаблю катушку, пока мы к нему не приноровимся».
Я смотрел на зелёную леску и наблюдал за рыбой, когда Карлос сработал ножом. А затем я услышал крик, какой от человека в своём уме никогда до этого не слышал. Как если бы отчаяние в самом чистом виде можно было взять и обратить в звук. И тогда я увидел, как зелёная леска медленно выскальзывает у мистера Джози из-под пальцев. Я смотрел, как она уходит в воду всё ниже и ниже, пока совсем не скрылась из виду. Карлос ошибся и сделал надрез не в том месте. Рыбу больше не было видно.
«Кэп», – сказал мистер Джози. Выглядел он неважно. «Четыре часа и двадцать две минуты», – сказал он, взглянув на часы.
Я пошёл посмотреть, что с Карлосом. Он стоял на носу, и его рвало. Я сказал, чтобы он не расстраивался, что такое с каждым может случиться. Его смуглое лицо было всё искажено, и говорил он странным низким голосом, так что я с трудом его мог расслышать.
«Всю жизнь рыбачу, никогда такой рыбы ещё не видел – и такое сделать! Я и себе жизнь сломал, и вам».
«Чёрт возьми, – сказал я ему. – Не неси чепуху. Мы ещё поймаем много рыбы покрупнее этой».
Но так и не поймали.
Мистер Джози и я сидели на корме, пустив «Аниту» в дрейф. День в заливе выдался приятный, дул небольшой ветерок, и мы смотрели на линию берега, за которой виднелись невысокие горы. Мистер Джози мазал мне меркурохромом руки и плечи в том месте, где они соприкасались с удочкой, и ещё подошвы ног, там где истёрлась кожа. После этого он смешал два виски с лимоном.
«Как Карлос?» – спросил я.
«Расклеился совсем. Сидит себе там, скорчившись».
«Я ему сказал, чтобы не винил себя».
«Сказали, но винить он себя не перестал».
«Вам понравилось большую рыбу ловить?»
«Всю жизнь этим бы только и занимался», – сказал мистер Джози.
«Как я с ним справился, Кэп, хорошо?»
«О да».
«Нет, давайте честно».
«Сегодня срок аренды выходит. Но рыбачить теперь будем бесплатно, если только захотите».
«Нет».
«А я бы этого хотел. Помните, как он двинул к «Националю»? Вот это было дело».
«Я всё о нём помню».
«А как пишете, Кэп, хорошо? По утрам не тяжело работается?»
«Хорошо пишу, как и должен».
«Так держать. И всё тогда у нас будет хорошо».
«Но завтра я, пожалуй, возьму перерыв».
«Почему?»
«Спина сильно болит».
«Но голова-то в порядке? Вы же не спиной пишете».
«Руки тоже будут болеть».
«Чёрт возьми, ну карандаш в руках вы-то удержите. Да утром и сами увидите, что хотите писать».
Как ни странно, но так и вышло. Работал я хорошо, а к восьми часам мы уже вышли из гавани. День, как и прежде, стоял чудесный, дул небольшой ветерок, а течение снова проходило рядом с Эль-Морро. В этот раз, выйдя к чистой воде, мы не стали закидывать лёгкую снасть. С этим у нас было покончено. Я взял снасть покрупнее из тех, что у нас были, и забросил в воду большую королевскую макрель весом фунтов около четырёх. Удочка была тяжёлая, «Харди», а на катушке была тридцатишестижильная леска. Тридцать саженей, которые Карлос отрезал днём ранее, он привязал снова, и теперь пятидюймовая катушка была полной. Единственной проблемой было то, что удилище было слишком жёстким. В большой рыбалке если удилище слишком жёсткое, то оно приканчивает рыбака, а если гнётся как нужно – приканчивает рыбу.
Карлос почти не говорил, только отвечал на вопросы, и всё ещё горевал. Я горевать не мог, для этого у меня всё слишком болело, а мистер Джози вообще был не из тех, кто горюет.
«Только и делает всё утро, черт его дери, что головой качает», – сказал он. «Разве этим рыбу вернёшь?»
«А как вы себя чувствуете, Кэп?» – спросил я.
«Чувствую себя хорошо», – сказал мистер Джози. «Я вчера вечером прогулялся на окраину, посидел, послушал, как играет женский оркестр на площади, а затем пошёл к Доновану. Жарко же там было».
«В каком смысле – жарко?»
«Не в хорошем. В плохом смысле, Кэп. Рад, что вас там не было».
«Расскажите мне об этом», – сказал я, высоко держа удочку и сдвинув её сильно вбок, так что макрель билась о край кильватерной струи. «Аниту» Карлос развернул, и теперь она шла по краю течения вдоль крепости Кабана. Белый цилиндр приманки барахтался в кильватере, а мистер Джози, устроившись в кресле,спускал в воду ещё одну большую макрель со своей стороны носа лодки.
«У Донована сегодня был один мужик, сказал, что служит капитаном в карательных отрядах. Говорил, что лицо ему моё понравилось, и ещё сказал, что хочет мне сделать подарок и что кого угодно для меня там убьёт. Я попытался его успокоить, но он сказал, что я нравлюсь ему, и, чтобы доказать это, он хочет кого-нибудь убить. Он из тех был, мачадовских полицейских, которые с дубинками».
«Знаю таких».
«Уж это наверняка, Кэп. В общем, я рад, что вас там не было».
«И что он сделал?»
«Он всё хотел убить кого-нибудь, чтобы я видел, как сильно нравлюсь ему, а я ему говорил, что ни к чему это, и что нужно выпить и обо всём забыть. И тогда он немного успокаивался, но потом он снова порывался кого-нибудь убить».
«Приятный, должно быть, человек был».
«Кэп, он был ничтожен. Я ему про рыбу пытался рассказать, чтобы хоть как-то отвлечь. А он мне говорит: «Да класть мне на твою рыбу. Не было у тебя никакой рыбы. Понял?» И тогда я ему сказал: «Хорошо, класть – значит класть. Давайте на этом остановимся и оба пойдём по домам». А он: «Чёрта с два мы по домам пойдём! Я сказал, что убью тебе кого-нибудь, и класть мне на твою рыбу. Не было никакой рыбы, ты хорошо усёк?» Тогда, Кэп, я ему пожелал спокойной ночи и отдал деньги Доновану, и полицейский этот сбросил их со стойки на пол и встал на них ногой. «Никуда ты не пойдёшь, – сказал он. – Ты мой друг и останешься здесь». Тогда я опять пожелал ему спокойной ночи, а Доновану сказал: «Извини, Донован, за то, что деньги твои упали». Я не знал, что этот полицейский выкинет дальше, и мне было всё равно – я решил идти домой. И только я сделал шаг, как он достал пистолет и принялся колошматить им беднягу гальего, который сидел себе пил пиво, и который слова за целый вечер не сказал. И никто ему ничего за это не сделал. И я тоже. Как же мне стыдно, Кэп».
«Теперь этому недолго продолжаться», – сказал я.
«Знаю. Потому что дальше уже некуда. Но больше всего мне не понравилось, как он сказал, что ему лицо моё приглянулось. Что же за лицо у меня такое, Кэп, что таким полицейским нравится?»
Мне лицо мистера Джози тоже очень нравилось. Больше даже, чем почти любое из знакомых мне лиц. Но оценить я его смог далеко не сразу, потому что оно не было создано в расчёте на скорый поверхностный успех. Его черты оформились в море, в баре за работой у стойки, за игрой в карты на деньги, в рискованных предприятиях, спланированных и выполненных холодным расчетливым умом. Симпатичного в этом лице не было ничего кроме глаз, которые отливали голубизной даже более странной, чем воды средиземноморья в один из своих самых ярких безоблачных дней. Глаза его были изумительны, но лицо красивым определённо не было, а теперь оно и вовсе походило на покрытую волдырями кожу.
«У вас хорошее лицо, Кэп, – сказал я. – Возможно, хорошего в этом сукином сыне было только то, что он смог его разглядеть».
«В общем, пока всё это дело не уляжется, я в эти заведения больше не ходок, – сказал мистер Джози. – Как же удивительно хорошо было сидеть там на площади с женским оркестром и той девушкой, которая пела. А как вы на самом деле себя чувствуете, Кэп?»
«Очень неважно», – сказал я.
«В живот не сильно вам досталось? Я всё время из-за этого переживал, когда вы на носу стояли».
«Нет, – сказал я. – Болит в самом низу спины».
«Руки и ноги – от них не убудет, и ремни я перебинтовал, – сказал мистер Джози. – Теперь они не будут так натирать. Вы и правда хорошо поработали, Кэп?»
«Конечно, – сказал я. – Чертовски трудно было привыкать и бросать ничуть не легче».
«Знаю. Привычка – вещь плохая. – сказал мистер Джози. – А привычка работать убила людей больше, чем любая другая. Но вы – когда вы работаете – то вам на всё плевать».
Я взглянул на берег, мы были рядом с пляжем, недалеко от того места, где обжигали известняк. Вода там была очень глубокая, и Гольфстрим почти доходил до берега. Небольшой дымок поднимался из печи в небо, и я видел, как на берегу по каменной дороге ехал грузовик, а за ним двигалось облако пыли. Над наживкой уже трудились птицы. И тогда я вдруг услышал, как закричал Карлос: «Марлин! Марлин!».
Мы увидели его в одно и то же время. В воде он выглядел очень тёмным. И пока я смотрел, следом за макрелью показался его нос. Нос был уродливым: округлый, толстый и короткий, – а за ним всей своей огромной массой виднелась рыба.
«Пусть глотает! – закричал Карлос. – Она у него уже во рту».
Мистер Джози наматывал на катушку леску с наживкой, а я ждал, пока она натянется – тогда и станет ясно, что марлин действительно заглотил макрель.
«Записан у нас такой в книге compromiso, Кэп?».
«Не-а».
В книгу compromiso мы записывали всех тех, кому пообещали привезти рыбы.
«Запишите его в очередь на следующую неделю, Кэп. Привезём ему маленький кусочек, – сказал мистер Джози. – А теперь, полицейский ты наш, вали отсюда к чёрту и дубась кого-нибудь другого, а наших друзей оставь. Насмотрелся я за свою жизнь на таких, как ты. Давай отсюда. Дубинку возьми свою и пистолет не забудь, и вали с пристани, раз не по долгу службы пришёл».
Наконец мы разделали всю рыбу и раздали её в соответствии с книгой, в которой уже была куча записей на следующую неделю.
«Вы идите в Амбос Мундос, Кэп, и помойтесь. Примете душ, и я зайду туда за вами. А затем мы сходим во Флоридиту и всё обсудим. Хорошо же меня разозлил этот полицейский».
«Сходили бы и вы, тоже душ приняли».
«Нет. Я и здесь приведу себя в порядок. Потел я сегодня поменьше вашего».
Я прошёл вверх по мощёной улице, срезав по ней путь до отеля «Амбос Мундос», проверил на стойке, есть ли почта, и затем поднялся на лифте на последний этаж. Моя комната располагалась в северо-восточном углу здания, в окна задувал пассат, и было прохладно. Я смотрел на крыши старой части города и дальше, на залив, где «Оризаба» со всеми огнями медленно выходила из гавани. Я был уставшим после такого количества рыбы, и мне хотелось лечь спать. Но я знал, что если прилягу – засну, поэтому я просто сел на кровать и смотрел в окно на то, как охотятся летучие мыши, а после этого, наконец, разделся, принял душ, надел чистую одежду и спустился вниз. Мистер Джози ждал меня в дверях отеля.
«Эрнест, вы, должно быть, устали», – сказал он.
«Нет», – солгал я.
«Зато я устал», – сказал он. «Просто наблюдая за тем, как вы рыбу вытаскиваете. Только двух нам до нашего рекорда не хватило – семь рыбин и один глаз». Ни я, ни мистер Джози не очень любили вспоминать про глаз восьмой рыбы, но рекорд наш всегда обозначали именно так.
Мы поднимались по узкому тротуару вдоль улицы Обиспо, и мистер Джози смотрел на освещённые витрины магазинов. Он никогда ничего не покупал, пока не приходило время возвращаться домой. Но смотреть любил, что бы там ни продавалось. Мы прошли два последних магазина, пункт продажи лотерейных билетов, и толкнули внутрь качающуюся дверь старушки «Флоридиты».
«Вы бы присели, Кэп», – сказал мистер Джози.
«Нет. В баре мне больше по душе стоять».
«Пива, – сказал мистер Джози. – Немецкого. А вы что пить будете, Кэп?»
«Дайкири со льдом без сахара».
Константе сделал мне дайкири и оставил в шейкере ещё на два раза. Я ждал, когда мистер Джози заведёт разговор, и он заговорил, как только принесли пиво.
«Карлос говорит, что в этом месяце большие точно пойдут», – сказал он. Карлос был нашим кубинским приятелем, который зарабатывал на жизнь промыслом марлина. «Говорит, что такого течения никогда не видел, и что, когда они пойдут, они будут такие огромные – мы таких в жизни не видали. Говорит, что пойдут обязательно».
«И мне он это же сказал».
«Если захотите взять лодку ещё на месяц, Кэп, я её по восемь долларов в день сдам и готовить буду, чтобы мы деньги на сэндвичи не переводили. На обед будем заходить в бухточку, там я буду готовить. Мы же этих пеламид постоянно вытаскиваем, в волнистую полоску. Они как маленькие тунцы на вкус. Карлос говорит, что сможет нам по дешёвке продукты доставать на рынке, когда за наживкой туда будет ходить. А ужинать будем ходить в «Жемчужину Сан-Франциско». Я там вчера хорошо поел на тридцать пять центов».
«А я не ужинал вчера, сэкономил денег».
«Надо, надо ужинать, Кэп. Потому, может, вы и уставший такой сегодня».
«Знаю. Ну а вы-то насчёт ещё одного месяца уверены?»
«До стоянки ещё целый месяц. Зачём нам сейчас уходить, если большие вот-вот пойдут?»
«А дел у вас никаких нет?»
«Нет. А у вас?»
«А всё-таки, думаете, пойдут?»
«Карлос сказал, что пойдут точно».
«Ну а если, скажем, мы одного такого подцепим, но на нашу снасть не вытащим?»
«Должны вытащить. Если хорошо есть, то можно за ним хоть вечность идти, пока он устанет. А есть мы будем. Да и я вот ещё о чем подумал».
«О чём?»
«Если будете рано ложиться, и чтобы без личной жизни, то засветло сможете вставать и будете писать, до восьми утра успевать дневную норму. А мы с Карлосом всё подготовим, вам только останется подняться на борт».
«Хорошо, – сказал я. – Никакой личной жизни».
«От неё-то вы и устаёте, Кэп. Но я не говорю совсем от личной жизни отказываться. По вечерам в субботу можно».
«Договорились, – сказал я. – Для личной жизни – только вечера суббот. А о чём, по-вашему, мне стоило бы написать?»
«А это вы сами решайте, Кэп. Я в эти дела лезть не стану. У вас работать всегда хорошо получалось».
«А о чем вы бы хотели прочесть?»
«Может, написали бы рассказов хороших про Европу, или про то, как на Западе были, или о том, как вы бродяжничали, как воевали, или что-нибудь в этом роде? Или написали бы о том, что только мы вдвоём знаем? О том, что довелось повидать «Аните». Личной жизни туда добавите, чтобы всем понравилось».
«С личной жизнью я завязываю».
«Это да, Кэп. Но вспомнить-то вам есть что. Теперь уж можно и завязать».
«Верно, – сказал я. – Спасибо, мистер Джози. Завтра с утра приступлю к работе».
«Но мне кажется, нам вот ещё что нужно сделать перед тем, как на новый график перейти. Сегодня вам нужно съесть большой стейк с кровью, чтобы завтра были силы, и чтобы вы проснулись и вам хотелось работать, и чтобы для рыбалки были в хорошей форме. Карлос говорит, что вот-вот крупные пойдут. Вам нужно быть на высоте, Кэп».
«Как думаете, если я пропущу ещё один, это ничего?»
«Ничего, конечно, Кэп. В них всего-то ром, сока лаймового немного и ликёр вишнёвый. От этого точно ничего не будет».
В этот момент в бар вошли две наших знакомых девушки. Они были очень хороши собой и настроены интересно провести вечер.
«Рыбаки наши», – сказала одна по-испански.
«Наших два крепких здоровых рыбачка – только что с моря», – сказала другая.
«Н.Л.Ж», – сказал мне мистер Джози.
«Никакой личной жизни», – подтвердил я.
«Секретничаете?» – спросила одна из девушек. Она была ужасно хороша собой, и в профиле её лица терял очертания небольшой изъян: чистота линии довольно красивого носа была когда-то нарушена правой рукой одного из её прежних дружков.
«Мы тут с Кэпом о делах разговариваем», – сказал мистер Джози девушкам, и они прошли в дальний конец бара. «Видите, как всё просто?» – спросил мистер Джози. «Личную жизнь я беру на себя, а от вас требуется рано вставать по утрам и писать, и быть готовым ловить рыбу. Большую рыбу. Такую, что весить будет за тысячу фунтов».
«А может, давайте наоборот? – сказал я. – Я беру на себя личную жизнь, а вы будете вставать рано утром, писать, и следить за формой, чтобы ловить большую рыбу, которая весит за тысячу фунтов?»
«Я бы и рад, Кэп», – сказал мистер Джози серьёзным тоном. «Но из нас двоих писать умеете только вы. И вы моложе меня и для рыбалки лучше годитесь. Я участвую лодкой и тем, что сдаю её по цене износа двигателя, если я всё правильно посчитал».
«Я знаю, – сказал я. – Я тоже постараюсь хорошо писать».
«Я хочу за вас гордость испытывать, – сказал мистер Джози. – И я хочу, чтобы мы поймали самого большого марлина, чёрт его дери, который только плавал в океане, по-честному его взвесили, разделали и раздали всем знакомым беднякам, и чтобы в этой стране никому из полицейских с их чёртовыми дубинками ни куска не досталось».
«Так и сделаем».
В этот момент одна из девушек в дальнем конце бара помахала нам рукой. Людей этой ночью выдалось мало, кроме нас там никого не было.
«Н.Л.Ж.», – сказал мистер Джози.
«Н.Л.Ж.», – я повторил уже по привычке.
«Константе, – сказал мистер Джози. – Эрнесту нужен официант. Мы хотим заказать два больших стейка с кровью».
Константе улыбнулся и, подняв вверх палец, подозвал официанта.
Когда мы проходили мимо девушек по пути в ресторан, одна из них протянула мне руку, я пожал её и сказал шёпотом: Н.Л.Ж.
«Бог ты мой, – сказала другая. – Они же политикой занимаются. И в такой-то год». Они были впечатлены и немного напуганы этим.
Утром, разбуженный первым солнечным светом со стороны залива, я встал и начал писать рассказ, который должен был понравиться мистеру Джози. В нём была и «Анита», и набережная, и всё, что с нами произошло, и о чём знали только мы вдвоём. Я попытался передать ощущение моря, всего, что мы видели и слышали каждый день, все запахи и все чувства. Я работал над рассказом каждое утро, каждое утро мы рыбачили, и улов у нас был хороший. Я усиленно практиковался и рыбу находил не сидя в кресле, а стоя. Но большая рыба – так и не шла.
Однажды мы видели, как промысловую шлюпку, прижатую носом к воде, за собой тянул крупный марлин. Каждый раз, когда рыба выпрыгивала, от неё во все стороны летели брызги, как от быстроходного катера. Тогда она сорвалась. В другой раз был дождь и шквалистый ветер, и мы видели, как четверо мужчин пытались затащить одного такого в свой ялик – марлин был широким, тёмно-багрового цвета и телом уходил глубоко под воду. Когда его выпотрошили, он весил пятьсот фунтов, и я видел, как на мраморной плите старого рынка его разделывали на громадные стейки.
В один из солнечных дней, во время мощного тёмного течения, мы стояли так близко к берегу, а вода была такая прозрачная, что у входа в гавань можно было видеть отмели на глубине десяти саженей. Тогда мы и взяли на крючок нашего первого крупного марлина, неподалёку от Морро. Для удилищ в то время не использовались ни выносные опоры, ни крепежи, и я просто стравливал в воду лёгкую снасть в надежде, что в канале мне удастся подцепить королевскую макрель – и вот тогда клюнул марлин. Он вышел из воды резко. Нос его был похож на отпиленный бильярдный кий. За носом было видно огромную голову, а сам он в ширину был как шлюпка. Затем он стремительно обошёл нас, параллельно борту протянув за собой леску, которая исчезала с катушки так быстро, что горячо было притронуться. Четыреста ярдов пятнадцатижильной лески – и половина их ушла прежде, чем я успел добраться до носа «Аниты».
Я пробрался туда, держась за поручни, которые мы встроили в крышу рубки. Мы отрабатывали этот путь и, карабкаясь, добирались через носовую часть палубы к форштевню, в который можно было упереться ногами. Но мы никогда не проделывали это с рыбой, которая бы неслась мимо нас, словно скорый поезд мимо промежуточной станции, одной рукой удерживая брыкающуюся удочку и пытаясь вставить её в упор, а другой рукой и обеими босыми ногами упираясь в палубу, чтобы не дать стянуть себя вперед.
«Ходу, Джози! – я прокричал. – Он уведёт всю леску».
«Уже некуда, Кэп. Вон он, пошёл».
К этому моменту одной ногой я упирался в форштевень, а другой ногой в правый якорь. Карлос обхватил меня сзади за пояс, а впереди нас из воды выпрыгивал марлин. Когда он показывался, то выглядел не меньше винной бочки в обхвате. Он серебрился на солнце, и на его боках видны были поперечные багровые полосы. Каждый раз во время прыжка брызги от него летели, как если бы с высоты в воду срывалась лошадь – а он всё прыгал, и прыгал, и прыгал. Катушка была раскалена, удерживать её уже было нельзя, а лески на ней становилось всё меньше и меньше, несмотря на то, что «Анита» шла за ним на всей скорости.
«Нельзя ещё поднажать?» – я крикнул мистеру Джози.
«Уже некуда», – сказал он. – «Сколько у вас там осталось?».
«Да ни черта».
«Здоровый, – сказал Карлос. – Самый здоровый марлин из всех, что я когда-либо видел. Пусть только остановится. Пусть только уйдёт на глубину. Тогда мы его нагоним и отыграем леску».
Первый раз рыба прошла от Эль-Морро до отеля «Националь». Примерно так же шли и мы. Когда в катушке оставалось не более двадцати ярдов, марлин стал, и мы нагнали его, не переставая выбирать леску. Я помню, как впереди шло судно «Grace Line», а к нему направлялся чёрный лоцманский бот. Я переживал, что во время захода судна в порт мы окажемся прямо по его курсу. Какое-то время я наблюдал за ним и работал катушкой, а затем, пробираясь назад к корме, смотрел, как оно набирает скорость. Судно шло на приличном расстоянии от нас, и бот тоже не должен был загородить нам путь.
Я сидел в кресле, а рыба была прямо передо мной, на глубине. У нас оставалась треть лески. Чтобы охладить катушку, Карлос лил на неё морскую воду, и также вылил ведро воды мне на голову и плечи.
«Вы как здесь, Кэп?» – спросил мистер Джози.
«В порядке».
«Не ушиблись там на носу?»
«Нет».
«Вы себе представляли когда-нибудь такую рыбу?»
«Нет».
«Grande. Grande», – приговаривал Карлос. Он дрожал будто охотничий пёс, хороший охотничий пёс. «Я в жизни такой рыбы никогда не видел. Ни одного разу, ни одного».
Марлина не было видно час двадцать минут. Течение было сильное, и нас прибило к Кохимар, примерно в шести милях от того места, где рыба впервые скрылась от нас на глубине. Я устал, но руки и ноги были в порядке, и я довольно уверенно выбирал леску, стараясь резко не потянуть или не дёрнуть. Теперь я мог его вести. Было непросто. Но возможно, если только не давать леске натянуться до разрывного усилия.
«Он скоро всплывёт, – сказал Карлос. – Иногда так делают крупные рыбы, и пока они не поняли, что к чему, их можно оглушить багром».
«Зачем ему сейчас всплывать?» – спросил я.
«Он сбит с толку», – сказал Карлос. – Ты ведёшь его, и он не знает, что происходит».
«Смотрите, чтобы так и не узнал».
«Без потрохов он на девятьсот фунтов потянет», – сказал Карлос.
«Давай не говори под руку», – сказал мистер Джози. –Кэп, может, как-нибудь по-другому попробовать?»
«Нет».
Когда мы увидели его, стало ясно, насколько большим он был. Не сказать, что это было пугающее зрелище, но оно внушало благоговейный трепет. Мы видели, как медленно он шёл, как затих и не двигался под водой, видели его большие грудные плавники, похожие на два длинных багровых серпа. Затем он увидел лодку, и леска у нас стала уходить так, у нас на крючке был автомобиль. Он прыжками уводил нас к северо-востоку, и во время каждого с него скатывалась вода. Мне пришлось снова пройти на нос, и мы гнались за ним, пока он не ушёл на глубину. В этот раз вниз он ушёл почти возле Морро. После этого я опять стал пробираться на корму.
«Принести выпить, Кэп?», – спросил мистер Джози.
«Нет, – сказал я. – Скажите Карлосу смазать маслом катушку и чтобы не разлил, и ещё солёной воды мне на голову полить».
«Вам точно ничего не принести, Кэп?»
«Пару рук и спину новую, – сказал я. – У этого сукина сына сил, как в самом начале».
В следующий раз мы его увидели полтора часа спустя, оставив Кохимар далеко позади. Он выпрыгнул и снова рванул вперёд, так что, пока мы шли за ним, мне пришлось перейти на нос.
Когда я вернулся на корму и снова смог присесть, мистер Джози сказал: «Ну, как он, Кэп?».
«Ничего ему не стало. А вот удочка стала терять жёсткость».
Удилище было выгнуто так, что напоминало натянутый до упора лук, и, когда я его приподнимал, как следует не выпрямлялось.
«Жесткости ещё хватит», – сказал мистер Джози. «Вы его вести можете ещё целую вечность, Кэп. Слить вам ещё на голову воды?»
«Пока нет, – сказал я. – Я беспокоюсь за удочку. Он всю жесткость своим весом из неё вынул».
Через час рыба стала уверенно подходить ближе, описывая вокруг лодки большие круги.
«Он устал, – сказал Карлос. – Теперь его будет легко подвести. От всех этих прыжков у него заполнился пузырь, теперь он на глубину не уйдёт».
«Конец удочке, – сказал я. – Теперь она вообще не выпрямляется».
Так на самом деле и было. Удочка своим концом касалась поверхности воды и никак не реагировала, когда я её приподнимал, чтобы подтянуть рыбу ближе и выбрать леску. Это уже и не была удочка вовсе. Это было продолжение лески. Пару дюймов за раз отыграть ещё было можно, но и только.
Марлин плыл медленными кругами, и когда он шёл в направлении от лодки, забирал леску с катушки. Когда шёл по кругу обратно – леску выбирал я. Но удочка утратила жёсткость, и теперь нельзя было наказать марлина, нельзя было проявить над ним власть.
«Плохо дело, Кэп», – обратился я к мистеру Джози. Мы по очереди звали друг друга «Кэп». «Если бы он сейчас вздумал уйти на глубину и там сдох, мы бы его ни за что не подняли».
«Карлос говорит, что он всплывёт. Говорит, что пока он прыгал, воздуха наглотался столько, что сдохнуть на глубине и не смог бы. Говорит, что крупная рыба ближе к концу всегда себя так ведёт, когда напрыгается. Я насчитал, что он тридцать шесть раз выпрыгивал, но, может, я и пропустил сколько-то».
Я почти никогда не слышал от мистера Джози таких длинных речей и был впечатлён. Вдруг рыбина резко пошла вниз, уходя всё ниже и ниже. Я обеими руками пытался остановить барабан катушки, удерживая леску вплотную к точке разрыва, и чувствовал, как катушка медленными рывками прокручивается под моими пальцами.
«Что со временем?», – спросил я мистера Джози.
«Уже три часа пятнадцать минут как вы с ним».
«Ты вроде говорил, что на глубине он подыхать не станет?» – сказал я Карлосу.
«Хемингуэй, он точно всплывёт, точно, я знаю это».
«Ты ему это скажи», – сказал я.
«Принеси ему ещё воды, Карлос», – сказал мистер Джози. «Не разговаривайте, Кэп».
От воды со льдом мне стало легче, я сплюнул её себе на запястья и сказал Карлосу, чтобы оставшуюся воду из стакана он вылил мне на затылок. От ремней на плечах у меня растёрлась кожа, туда проникал солёный пот, но на солнце было так жарко, что я не чувствовал тёплой выступившей крови. День был июльский, и солнце стояло прямо над нами.
«Слей ему на голову ещё солёной воды, – сказал мистер Джози. – Из губки».
В этот момент марлин перестал отматывать леску. На какое-то время он притих, но держался твёрдо, как если бы крючком я зацепился за бетонный пирс; затем медленно пошёл вперёд. Я выбирал леску, лишь запястьем вращая катушку, поскольку удилище больше уже не пружинило и сникло, словно ивовый прутик.
Когда он был в одной сажени от поверхности воды, так что нам его было видно – похожего на длинное каноэ в бордовую полоску с двумя выдающимися плавниками – он начал медленно кружить. Я держал его внатяжку, сколько это было возможно, пытаясь сузить круг. Леска была натянута до предела, ей оставалось только лопнуть – и тут отказало удилище. Не резко или вдруг переломилось – оно просто сложилось.
«Отрежь тридцать саженей лески с большой снасти, – сказал я Карлосу. – На кругах я его буду удерживать, а когда подойдёт ближе, мы сможем выбрать достаточно, чтобы эту леску присоединить к большой, и тогда я сменю удочку».
Уже не было и речи о том, чтобы выловив марлина установить мировой или какой угодно рекорд, ведь удочка была сломана. Но он вымотался, и на крупную снасть мы его должны были взять. Единственная проблема заключалась в том, что для пятнадцатижильной лески большая удочка была слишком жёсткой. Но это была моя забота, и я должен был что-нибудь придумать.
Карлос снимал тридцатишестижильную леску с большой катушки «Харди», протягивал её через пропускные кольца, отмерял раскинутыми руками и бросал на палубу. Я, как только мог, удерживал рыбу своей негодной удочкой и видел, как Карлос отрезал большой кусок белой лески и просунул её конец через кольца.
«Так, Кэп, – сказал я мистеру Джози. – Берите вот эту леску, и когда он станет сужать круг, вытяните её столько, чтобы Карлосу хватило скрепить их обе. Только потихоньку, не спешите».
Рыба подходила всё ближе, описывая вокруг нас свой круг, и мистер Джози фут за футом вытягивал леску, подавал её Карлосу, который узлом скреплял её с белой.
«У Карлоса всё готово», – сказал мистер Джози. У него оставалось ещё около ярда зелёной пятнадцатижильной лески в запасе, рабочую леску он держал у себя между пальцев, а рыба подходила к внутренней границе своего круга. Я оторвал пальцы от маленькой удочки, положил её вниз и взял из рук Карлоса большую.
«Режь, как будешь готов», – сказал я Карлосу. Мистеру Джози я сказал: «Стравливайте потихоньку леску, Кэп, а я посильнее ослаблю катушку, пока мы к нему не приноровимся».
Я смотрел на зелёную леску и наблюдал за рыбой, когда Карлос сработал ножом. А затем я услышал крик, какой от человека в своём уме никогда до этого не слышал. Как если бы отчаяние в самом чистом виде можно было взять и обратить в звук. И тогда я увидел, как зелёная леска медленно выскальзывает у мистера Джози из-под пальцев. Я смотрел, как она уходит в воду всё ниже и ниже, пока совсем не скрылась из виду. Карлос ошибся и сделал надрез не в том месте. Рыбу больше не было видно.
«Кэп», – сказал мистер Джози. Выглядел он неважно. «Четыре часа и двадцать две минуты», – сказал он, взглянув на часы.
Я пошёл посмотреть, что с Карлосом. Он стоял на носу, и его рвало. Я сказал, чтобы он не расстраивался, что такое с каждым может случиться. Его смуглое лицо было всё искажено, и говорил он странным низким голосом, так что я с трудом его мог расслышать.
«Всю жизнь рыбачу, никогда такой рыбы ещё не видел – и такое сделать! Я и себе жизнь сломал, и вам».
«Чёрт возьми, – сказал я ему. – Не неси чепуху. Мы ещё поймаем много рыбы покрупнее этой».
Но так и не поймали.
Мистер Джози и я сидели на корме, пустив «Аниту» в дрейф. День в заливе выдался приятный, дул небольшой ветерок, и мы смотрели на линию берега, за которой виднелись невысокие горы. Мистер Джози мазал мне меркурохромом руки и плечи в том месте, где они соприкасались с удочкой, и ещё подошвы ног, там где истёрлась кожа. После этого он смешал два виски с лимоном.
«Как Карлос?» – спросил я.
«Расклеился совсем. Сидит себе там, скорчившись».
«Я ему сказал, чтобы не винил себя».
«Сказали, но винить он себя не перестал».
«Вам понравилось большую рыбу ловить?»
«Всю жизнь этим бы только и занимался», – сказал мистер Джози.
«Как я с ним справился, Кэп, хорошо?»
«О да».
«Нет, давайте честно».
«Сегодня срок аренды выходит. Но рыбачить теперь будем бесплатно, если только захотите».
«Нет».
«А я бы этого хотел. Помните, как он двинул к «Националю»? Вот это было дело».
«Я всё о нём помню».
«А как пишете, Кэп, хорошо? По утрам не тяжело работается?»
«Хорошо пишу, как и должен».
«Так держать. И всё тогда у нас будет хорошо».
«Но завтра я, пожалуй, возьму перерыв».
«Почему?»
«Спина сильно болит».
«Но голова-то в порядке? Вы же не спиной пишете».
«Руки тоже будут болеть».
«Чёрт возьми, ну карандаш в руках вы-то удержите. Да утром и сами увидите, что хотите писать».
Как ни странно, но так и вышло. Работал я хорошо, а к восьми часам мы уже вышли из гавани. День, как и прежде, стоял чудесный, дул небольшой ветерок, а течение снова проходило рядом с Эль-Морро. В этот раз, выйдя к чистой воде, мы не стали закидывать лёгкую снасть. С этим у нас было покончено. Я взял снасть покрупнее из тех, что у нас были, и забросил в воду большую королевскую макрель весом фунтов около четырёх. Удочка была тяжёлая, «Харди», а на катушке была тридцатишестижильная леска. Тридцать саженей, которые Карлос отрезал днём ранее, он привязал снова, и теперь пятидюймовая катушка была полной. Единственной проблемой было то, что удилище было слишком жёстким. В большой рыбалке если удилище слишком жёсткое, то оно приканчивает рыбака, а если гнётся как нужно – приканчивает рыбу.
Карлос почти не говорил, только отвечал на вопросы, и всё ещё горевал. Я горевать не мог, для этого у меня всё слишком болело, а мистер Джози вообще был не из тех, кто горюет.
«Только и делает всё утро, черт его дери, что головой качает», – сказал он. «Разве этим рыбу вернёшь?»
«А как вы себя чувствуете, Кэп?» – спросил я.
«Чувствую себя хорошо», – сказал мистер Джози. «Я вчера вечером прогулялся на окраину, посидел, послушал, как играет женский оркестр на площади, а затем пошёл к Доновану. Жарко же там было».
«В каком смысле – жарко?»
«Не в хорошем. В плохом смысле, Кэп. Рад, что вас там не было».
«Расскажите мне об этом», – сказал я, высоко держа удочку и сдвинув её сильно вбок, так что макрель билась о край кильватерной струи. «Аниту» Карлос развернул, и теперь она шла по краю течения вдоль крепости Кабана. Белый цилиндр приманки барахтался в кильватере, а мистер Джози, устроившись в кресле,спускал в воду ещё одну большую макрель со своей стороны носа лодки.
«У Донована сегодня был один мужик, сказал, что служит капитаном в карательных отрядах. Говорил, что лицо ему моё понравилось, и ещё сказал, что хочет мне сделать подарок и что кого угодно для меня там убьёт. Я попытался его успокоить, но он сказал, что я нравлюсь ему, и, чтобы доказать это, он хочет кого-нибудь убить. Он из тех был, мачадовских полицейских, которые с дубинками».
«Знаю таких».
«Уж это наверняка, Кэп. В общем, я рад, что вас там не было».
«И что он сделал?»
«Он всё хотел убить кого-нибудь, чтобы я видел, как сильно нравлюсь ему, а я ему говорил, что ни к чему это, и что нужно выпить и обо всём забыть. И тогда он немного успокаивался, но потом он снова порывался кого-нибудь убить».
«Приятный, должно быть, человек был».
«Кэп, он был ничтожен. Я ему про рыбу пытался рассказать, чтобы хоть как-то отвлечь. А он мне говорит: «Да класть мне на твою рыбу. Не было у тебя никакой рыбы. Понял?» И тогда я ему сказал: «Хорошо, класть – значит класть. Давайте на этом остановимся и оба пойдём по домам». А он: «Чёрта с два мы по домам пойдём! Я сказал, что убью тебе кого-нибудь, и класть мне на твою рыбу. Не было никакой рыбы, ты хорошо усёк?» Тогда, Кэп, я ему пожелал спокойной ночи и отдал деньги Доновану, и полицейский этот сбросил их со стойки на пол и встал на них ногой. «Никуда ты не пойдёшь, – сказал он. – Ты мой друг и останешься здесь». Тогда я опять пожелал ему спокойной ночи, а Доновану сказал: «Извини, Донован, за то, что деньги твои упали». Я не знал, что этот полицейский выкинет дальше, и мне было всё равно – я решил идти домой. И только я сделал шаг, как он достал пистолет и принялся колошматить им беднягу гальего, который сидел себе пил пиво, и который слова за целый вечер не сказал. И никто ему ничего за это не сделал. И я тоже. Как же мне стыдно, Кэп».
«Теперь этому недолго продолжаться», – сказал я.
«Знаю. Потому что дальше уже некуда. Но больше всего мне не понравилось, как он сказал, что ему лицо моё приглянулось. Что же за лицо у меня такое, Кэп, что таким полицейским нравится?»
Мне лицо мистера Джози тоже очень нравилось. Больше даже, чем почти любое из знакомых мне лиц. Но оценить я его смог далеко не сразу, потому что оно не было создано в расчёте на скорый поверхностный успех. Его черты оформились в море, в баре за работой у стойки, за игрой в карты на деньги, в рискованных предприятиях, спланированных и выполненных холодным расчетливым умом. Симпатичного в этом лице не было ничего кроме глаз, которые отливали голубизной даже более странной, чем воды средиземноморья в один из своих самых ярких безоблачных дней. Глаза его были изумительны, но лицо красивым определённо не было, а теперь оно и вовсе походило на покрытую волдырями кожу.
«У вас хорошее лицо, Кэп, – сказал я. – Возможно, хорошего в этом сукином сыне было только то, что он смог его разглядеть».
«В общем, пока всё это дело не уляжется, я в эти заведения больше не ходок, – сказал мистер Джози. – Как же удивительно хорошо было сидеть там на площади с женским оркестром и той девушкой, которая пела. А как вы на самом деле себя чувствуете, Кэп?»
«Очень неважно», – сказал я.
«В живот не сильно вам досталось? Я всё время из-за этого переживал, когда вы на носу стояли».
«Нет, – сказал я. – Болит в самом низу спины».
«Руки и ноги – от них не убудет, и ремни я перебинтовал, – сказал мистер Джози. – Теперь они не будут так натирать. Вы и правда хорошо поработали, Кэп?»
«Конечно, – сказал я. – Чертовски трудно было привыкать и бросать ничуть не легче».
«Знаю. Привычка – вещь плохая. – сказал мистер Джози. – А привычка работать убила людей больше, чем любая другая. Но вы – когда вы работаете – то вам на всё плевать».
Я взглянул на берег, мы были рядом с пляжем, недалеко от того места, где обжигали известняк. Вода там была очень глубокая, и Гольфстрим почти доходил до берега. Небольшой дымок поднимался из печи в небо, и я видел, как на берегу по каменной дороге ехал грузовик, а за ним двигалось облако пыли. Над наживкой уже трудились птицы. И тогда я вдруг услышал, как закричал Карлос: «Марлин! Марлин!».
Мы увидели его в одно и то же время. В воде он выглядел очень тёмным. И пока я смотрел, следом за макрелью показался его нос. Нос был уродливым: округлый, толстый и короткий, – а за ним всей своей огромной массой виднелась рыба.
«Пусть глотает! – закричал Карлос. – Она у него уже во рту».
Мистер Джози наматывал на катушку леску с наживкой, а я ждал, пока она натянется – тогда и станет ясно, что марлин действительно заглотил макрель.
