Как стать писателем? Пошаговое руководство.
«Пиши резво, редактируй рьяно» — не столько учебник по литературному мастерству (этого добра и так хватает), сколько очаровательная, умная, смешная и очень живая книга, способная поднять с дивана, расшевелить и вдохновить на писательские подвиги даже самого завзятого прокрастинатора».
Галина Юзефович
Литературный обозреватель Meduza
Галина Юзефович
Литературный обозреватель Meduza
линч
«Часы проскальзывали молниеносно»
Разборы художественных текстов (назовем их «литлинч») получили большой отклик, поэтому я продолжу литературное препарирование.
Three Studies for a Self-Portrait, 1979
Пишете книгу или хотите научиться писать классные продающие тексты? Подписывайтесь на телеграм-канал «Хемингуэй позвонит»
“
Сегодня в аукционном доме Phillips часы проскальзывали молниеносно. Поусон был в зале и одну за другой скупал считающиеся, впрочем, второстепенными картины Френсиса Бэкона. В прошлый раз ему удалось купить лот «Trois études pour un autoportrait (after, Three Studies for a Self-Portrait, 1979)» 1981 года всего-то за 35 тысяч фунтов. В этом, как две капли воды похожем на многие другие его триптихи, показанное с трех разных ракурсов, расплывалось и мягко пузырилось в розовых и желтых отливах лицо самого Бэкона или, скорее, его импрессионный отпечаток.
«Когда вера сгорает, остается выжженное пространство, пустошь, поэтому моя архитектура, напротив, призвана олицетворять чистоту и непорочность».
Поусон самым таинственным образом — возможно, благодаря именно таким сильным и без синкоп формулировкам — преодолел, таинственно перескочил статус современного архитектора, с младых ногтей стал считаться поборником возвышенной классики.
«Когда вера сгорает, остается выжженное пространство, пустошь, поэтому моя архитектура, напротив, призвана олицетворять чистоту и непорочность».
Поусон самым таинственным образом — возможно, благодаря именно таким сильным и без синкоп формулировкам — преодолел, таинственно перескочил статус современного архитектора, с младых ногтей стал считаться поборником возвышенной классики.
Ну что же, начнем. Все написанное ниже — субъективное мнение автора. Мнение автора может не совпадать с мнением читателей.
Сегодня.
Когда? А знаете, как было бы лучше? А вот так:
"Сегодня, 2 августа, 2018 года, когда Нью-Йорк Джетс потерпели сокрушительное поражение от Бостонских Тигров, когда пробки на Пятой Авеню достигли уровня национального бедствия, когда погода на Манхеттене испортилась настолько, что все толстосумы Верхнего Ист Сайда предпочли скрыться от осадков в согретом софитами зале аукционного дома Phillips"…
И далее по тексту:
…часы проскальзывали молниеносно.
Тут звучит ритуальный барабанный бой. Потому что "плохо" только начинается.
Я даже не берусь понять, куда часы проскальзывали и зачем это делали. Метафора, прямо-таки, сомнительная. Неопытные (или не очень начитанные авторы) часто (весьма часто) пишут «часы бежали», «часы стремились к полудню» и так далее. Запомните: бежит время. Часы никогда никуда не бегут. Они — предмет неодушевленный, пришпиленный к стене, замкнутый на запястье и т.д.
В приведенном примере можно было бы написать о стрелках часов, которые «скользили по циферблату». Но тогда скольжение следовало бы усилить пояснением, зачем они это делали:
«скользили по циферблату, отсчитывая триумфальный миг, когда Поусон выйдет из зала с заветной картиной».
Не скажу, что метафора (ее явил вашим очам мой воспаленный разум) — огонь. Но направление мысли вы поняли.
Эдгар Алан По однажды сказал: «Если уже первая фраза не содействует достижению единого эффекта, значит, писатель с самого начала потерпел неудачу».
Тут можно было бы и закончить, но раз уж текст попал под резак хранителей заветов Хемингуэя, продолжим препарировать его, дабы, покопавшись в кишочках авторского замысла, выявить и удалить хладнокровной редактурой очаг писательской беспомощности.
Поусон был в зале и одну за другой скупал считающиеся, впрочем, второстепенными картины Френсиса Бэкона.
Использование глагола «был» в художественных текстах — признак писательской лени, точно также как и использование наречий, о которых я уже написал столько, что повторяться не стану. «Поусон был в зале». Что он делал? Стоял? Сидел? Переминался с ноги на ногу, покусывая ногти и ожидая, когда молоток аукциониста отобьет заветный удар, что ознаменует владение желанной картиной? А может быть Поусон сидел, ритмично постукивая каблуком начищенного до ослепительного блеска лофера (или наоборот: каблуком изношенной, разбитой вдрызг туфли — чувствуете сколько нюансов?). В приведенном примере Поусон просто «был». И читатель, начав зевать, откладывает книгу, потому что такая «литература» ничего ему не показывает. Читатель не видит картинки. Он читает блеклые слова, сложенные в беспомощной последовательности, и понимает, что у него нет никакого желания продолжать чтение.
Я же, продолжу, ибо и следующие за «был» слова вызывают на лице редактора недобрую улыбку.
«считающиеся, впрочем, второстепенными».
Я в очередной раз скажу, что слова «впрочем», «кстати», «между тем» — сорняки, и в стремлении вырастить яркий урожай читательских эмоций, писателю стоит тщательно пропалывать предложения, избавляя текст от перегруженности и мусора. Но кто-то скажет, что это вкусовщина и будет прав: кстати сказать, так пишут многие авторы, что, впрочем, не мешает их текстам завоевывать читательскую любовь,
Продолжаем.
«Поусон самым таинственным образом — возможно, благодаря именно таким сильным и без синкоп формулировкам — преодолел, таинственно перескочил статус современного архитектора, с младых ногтей стал считаться поборником возвышенной классики».
Таинственным образом таинственно перескочил. Ну вы поняли. Повторы — это плохо. И еще раз — откажитесь от наречий. Что такое «таинственно перескочил»? А можно перескочить торжественно? А загадочно? Нет. Нет. И еще раз нет. Но и сама формулировка:
«Перескочил статус современного архитектора»
Во-первых. Откажитесь (навсегда) от слов «современного», «исторический» и прочее. Что такое «современный архитектор»? Современный архитектор появляется в тексте, потому что автор, не обладая достаточными знаниями в области архитектуры, хочет сказать: архитектор, который здесь и сейчас. А ведь в оригинале слово «современный» выделено курсивом — акцент беспомощности.
Во-вторых: «перескочил статус архитектора» — это «садись два».
В этом же предложении метафора — «сильным и без синкоп формулировкам». А знаете, почему такие метафоры возникают? Потому что плохой автор стремится выплести кружевные узоры, думая о собственном «таланте», забывая, что читатель запутается в них, завязнет в такой словесной паутине. Будет перечитывать одно предложение по три четыре раза, пытаясь понять, что хотел сказать автор.
Так дозволено писать из ныне живущих только Сергею Самсонову (прочтите "Аномалию Камлаева" и поймете, о чем я). Но вы — не он. Пишите проще.
Я все сижу и думаю — а как же надо было написать? Задача не из простых, правда.
Быть может (для серьезной редактуры надо вчитываться в роман, поэтому пишу, отдаваясь потоку мысли):
«Поусон, боготворящий гениев Ренессанса — Микеланджело, Перуцци, Скаммоцци — заклинатели камня будоражили ум мальчика с детства — и теперь, сидя в аукционном зале, отвергал порочную архитектуру наступившего века, видя в ней беспомощность, пустоту, отсутствие высоких смыслов».
Видите, переписал текст заново. Это уже покушение на святая святых: авторское право и конечно же, так делать нельзя (либо автор должен переписать все сам, либо текст не имеет шансов). Но и публиковать текст в первоначальном виде не стоило.
И как обычно в конце — "исправленный вариант". Авторские тексты так просто не переписываются, поэтому я просто написал небольшой отвлеченный кусок, навеянный прочитанным. Повторюсь — я в коем случае не переписываю авторский тект. Это материал по теме Просто, чтобы создать атмосферу.
Сегодня.
Когда? А знаете, как было бы лучше? А вот так:
"Сегодня, 2 августа, 2018 года, когда Нью-Йорк Джетс потерпели сокрушительное поражение от Бостонских Тигров, когда пробки на Пятой Авеню достигли уровня национального бедствия, когда погода на Манхеттене испортилась настолько, что все толстосумы Верхнего Ист Сайда предпочли скрыться от осадков в согретом софитами зале аукционного дома Phillips"…
И далее по тексту:
…часы проскальзывали молниеносно.
Тут звучит ритуальный барабанный бой. Потому что "плохо" только начинается.
Я даже не берусь понять, куда часы проскальзывали и зачем это делали. Метафора, прямо-таки, сомнительная. Неопытные (или не очень начитанные авторы) часто (весьма часто) пишут «часы бежали», «часы стремились к полудню» и так далее. Запомните: бежит время. Часы никогда никуда не бегут. Они — предмет неодушевленный, пришпиленный к стене, замкнутый на запястье и т.д.
В приведенном примере можно было бы написать о стрелках часов, которые «скользили по циферблату». Но тогда скольжение следовало бы усилить пояснением, зачем они это делали:
«скользили по циферблату, отсчитывая триумфальный миг, когда Поусон выйдет из зала с заветной картиной».
Не скажу, что метафора (ее явил вашим очам мой воспаленный разум) — огонь. Но направление мысли вы поняли.
Эдгар Алан По однажды сказал: «Если уже первая фраза не содействует достижению единого эффекта, значит, писатель с самого начала потерпел неудачу».
Тут можно было бы и закончить, но раз уж текст попал под резак хранителей заветов Хемингуэя, продолжим препарировать его, дабы, покопавшись в кишочках авторского замысла, выявить и удалить хладнокровной редактурой очаг писательской беспомощности.
Поусон был в зале и одну за другой скупал считающиеся, впрочем, второстепенными картины Френсиса Бэкона.
Использование глагола «был» в художественных текстах — признак писательской лени, точно также как и использование наречий, о которых я уже написал столько, что повторяться не стану. «Поусон был в зале». Что он делал? Стоял? Сидел? Переминался с ноги на ногу, покусывая ногти и ожидая, когда молоток аукциониста отобьет заветный удар, что ознаменует владение желанной картиной? А может быть Поусон сидел, ритмично постукивая каблуком начищенного до ослепительного блеска лофера (или наоборот: каблуком изношенной, разбитой вдрызг туфли — чувствуете сколько нюансов?). В приведенном примере Поусон просто «был». И читатель, начав зевать, откладывает книгу, потому что такая «литература» ничего ему не показывает. Читатель не видит картинки. Он читает блеклые слова, сложенные в беспомощной последовательности, и понимает, что у него нет никакого желания продолжать чтение.
Я же, продолжу, ибо и следующие за «был» слова вызывают на лице редактора недобрую улыбку.
«считающиеся, впрочем, второстепенными».
Я в очередной раз скажу, что слова «впрочем», «кстати», «между тем» — сорняки, и в стремлении вырастить яркий урожай читательских эмоций, писателю стоит тщательно пропалывать предложения, избавляя текст от перегруженности и мусора. Но кто-то скажет, что это вкусовщина и будет прав: кстати сказать, так пишут многие авторы, что, впрочем, не мешает их текстам завоевывать читательскую любовь,
Продолжаем.
«Поусон самым таинственным образом — возможно, благодаря именно таким сильным и без синкоп формулировкам — преодолел, таинственно перескочил статус современного архитектора, с младых ногтей стал считаться поборником возвышенной классики».
Таинственным образом таинственно перескочил. Ну вы поняли. Повторы — это плохо. И еще раз — откажитесь от наречий. Что такое «таинственно перескочил»? А можно перескочить торжественно? А загадочно? Нет. Нет. И еще раз нет. Но и сама формулировка:
«Перескочил статус современного архитектора»
Во-первых. Откажитесь (навсегда) от слов «современного», «исторический» и прочее. Что такое «современный архитектор»? Современный архитектор появляется в тексте, потому что автор, не обладая достаточными знаниями в области архитектуры, хочет сказать: архитектор, который здесь и сейчас. А ведь в оригинале слово «современный» выделено курсивом — акцент беспомощности.
Во-вторых: «перескочил статус архитектора» — это «садись два».
В этом же предложении метафора — «сильным и без синкоп формулировкам». А знаете, почему такие метафоры возникают? Потому что плохой автор стремится выплести кружевные узоры, думая о собственном «таланте», забывая, что читатель запутается в них, завязнет в такой словесной паутине. Будет перечитывать одно предложение по три четыре раза, пытаясь понять, что хотел сказать автор.
Так дозволено писать из ныне живущих только Сергею Самсонову (прочтите "Аномалию Камлаева" и поймете, о чем я). Но вы — не он. Пишите проще.
Я все сижу и думаю — а как же надо было написать? Задача не из простых, правда.
Быть может (для серьезной редактуры надо вчитываться в роман, поэтому пишу, отдаваясь потоку мысли):
«Поусон, боготворящий гениев Ренессанса — Микеланджело, Перуцци, Скаммоцци — заклинатели камня будоражили ум мальчика с детства — и теперь, сидя в аукционном зале, отвергал порочную архитектуру наступившего века, видя в ней беспомощность, пустоту, отсутствие высоких смыслов».
Видите, переписал текст заново. Это уже покушение на святая святых: авторское право и конечно же, так делать нельзя (либо автор должен переписать все сам, либо текст не имеет шансов). Но и публиковать текст в первоначальном виде не стоило.
И как обычно в конце — "исправленный вариант". Авторские тексты так просто не переписываются, поэтому я просто написал небольшой отвлеченный кусок, навеянный прочитанным. Повторюсь — я в коем случае не переписываю авторский тект. Это материал по теме Просто, чтобы создать атмосферу.
“
В ненастный день, 2 декабря, 2018 года, когда Нью-Йорк Джетс потерпели сокрушительное поражение от Бостонских Тигров, пробки на Пятой Авеню достигли уровня национального бедствия, а погода на Манхеттене испортилась настолько, что все толстосумы Верхнего Ист Сайда предпочли скрыться от осадков в согретом софитами зале аукционного дома Phillips, Фредерик Поусон скупал картины Френсиса Бэкона, ожидая главных торгов вечера, ради которых бросил уютный дом в Хэмптонсе и приехал на Манхеттен, где не показывался уже два с половиной года.
Стрелки часов скользили по циферблату, приближая триумфальный миг, когда немолодой уже архитектор выйдет из зала с заветной картиной, а может — час, когда директор "Архитектурного бюро Поусона" приедет домой и запрется в ванной — сделать то, что так долго оттягивал.
«Когда вера сгорает, остается выжженное пространство, пустошь, поэтому моя архитектура, напротив, призвана олицетворять чистоту и непорочность».
Поусон, боготворящий гениев Ренессанса — Микеланджело, Перуцци, Скаммоцци — заклинатели камня будоражили ум мальчика с детства — и теперь, сидя в аукционном зале, отвергал порочность архитектуры наступившего века, видя в ней беспомощность, пустоту, отсутствие высоких смыслов. Пожилой джентльмен, облаченный в подогнанный идеально по фигуре твидовый костюм-трофку, сидел, чуть сгорбившись, ритмично постукивая каблуком начищенного до ослепительного блеска лофера по матовому паркету. Левая рука поглаживала твид костюма, то и дело захватывая пальцами мягкую ткань, образовывая на бедре причудливую складку. Правая замерла на колене. Каждый раз когда кто-то за спиной поднимал табличку с номером, а молоток аукциониста громким щелчком извещал собравшихся о повышении стоимости картины, Поусон вздрагивал и, произведя в уме необходимые вычисления, поднимал правую руку, сообщая о новой ставке.
В эти секунды — когда за стенами аукционного дома бушевали громовые раскаты, а "белые воротнички", угнездившись за барной стойкой Harry's Bar, матерились, проклиная манхеттенские пробки, решалась судьба Федерика Поусона, чье имя в последние десять лет не сходило с полос светской хроники. Поусон, чье состояние раньше оставалось причиной зависти выскочек из нью-йоркской архитектурной коллегии, но теперь стремительно сократилось после кризиса на американском рынке недвижимости, решил, что если не выйдет из зала с триптихом, то уже к ночи вскроет себе вены лезвием бритвы.
