Как продвигать роман и вывести его в топ OZON?

Из лагеря уходили ночью. Полупьяные, скатали палатки в темноте и разворошили схрон. В схроне – нацистские побрякушки, снятые с костей шевроны, пуговицы, несколько орденов, две сотни патронов всех возможных калибров, четыре мины-«лягушки» и 11-килограммовый пулемет «MG 42» – адское творение вермахта, способное в свои лучшие годы выплевывать до полутора тысяч пуль в минуту. Ганин слышал истории, как солдат перерезало на части, когда в дело включался «MG». Разобрать его, смазать, настроить, сбагрить коллекционерам – и на вырученные деньги можно жить зиму.

– Видел бы нас сейчас Кузьмич, – кряхтел Фока, взваливая пулемет на плечо. – Ох, черт, тяжеленный…

– Отойдем подальше – перезахороним добро, – сказал Ганин. – Здесь люди, много людей. Разроют.

Двинулись, обходя огни костров. Старались не шуметь. Обитатели лагеря звенели бутылками, ходили хороводом от палатки к палатке. Кто-то пел песню – казачью, они пользовались почему-то особенной популярностью здесь.

– Не для-а-а меня-а-а-а, – тянул осипший голос, – придет весна-а-а…

Для многих это была игра, знал Ганин. Они, затянутые в модный натовский камуфляж, редко выходили с лопатами в поле. Все больше сидели у костров, вгрызались в шашлыки, заливали в себя водку и смеялись. В воскресенье паковали свои пожитки и отправлялись обратно в города. Меняли камуфляж на офисную униформу, продавали сантехнику, выгодные подключения, ценные бумаги, злоупотребляли словами «мерчандайз», «фэн-шуй», «клиентура» и по пятницам снова ехали в поля – как на дачу, это было вместо дачи у них. Братья Солодовниковы, местные, которые копали с малолетства, презрительно звали таких городскими. И не упускали случая унизить, подстебнуть, пощупать нерв.

Все это в первый сезон испытал на своей шкуре и новичок Ганин. К нему присматривались долго, потому что он, в отличие от других городских, много копал. Но, присмотревшись, наехали все равно.

Потерянный, бесноватый, проводящий дни в яме, полной человеческих костей, Ганин однажды у костра услышал в свой адрес пошлую шутку: «Пока ты здесь, Андрюша, бегаешь с лопаткой, жена твоя стоит рогаткой». Все загоготали. А когда опомнились, Ганин уже прижимал обидчика к земле и долбил выхваченной из костра головней. Обидчик скулил, закрывал голову руками. Его волосы дымились. Головня была жестким оружием.

Наутро после той драки свою палатку рядом с палаткой Ганина поставил Степан Солодовников.

– Степа, – представился он и кивнул на стоявшего за его спиной двухметрового детину. – А это Серега, мой брательник меньшой.

Серега протянул руку и ухмыльнулся:

– У вас там в Москве все такие резкие?

Ладонь его была одной большой гладкой мозолью.

Пожимая ее, Ганин задумался:

– Нет. Не все.

Редакторские, решил он, вряд ли узнали бы его вчера.

Очень скоро выяснилось, что у Ганина особый дар находить погибших солдат. Куда бы он ни пошел, где бы ни ткнул лопатой в землю, кости находились тотчас, словно ждали его. Братья Солодовниковы изумились. Бесхитростные, чуткие до всякой мистики, они решили, что стали свидетелями чуда.

Отрывок из романа "Дед", автор — Михаил Боков