Как прочитать историю литературы и сохранить рассудок?

Видишь историю? А ее нет.

"Что почитать по истории литературы?" – такой вопрос задал мне несколько недель назад неизвестный на скамейке у Патриарших прудов, а я сразу почувствовал себя Воландом, настойчиво уточняющим у поэта Бездомного про папиросы: "Какие вы предпочитаете?". Бездомный, если помните, тогда удивился, мол, у вас что, разные есть? В случае с историей литературы ответ был бы весьма определенным: только разные и есть.

Дело в том, что истории литературы-как-таковой не существует, равно как и самой литературы в вакуумной упаковке (но это предмет отдельного разговора), а потому на абстрактный вопрос здесь можно дать десяток конкретных ответов, каждый из которых будет по-своему верным, но ни один – исчерпывающим. История литературы, если хотите, – как вино у древних греков: всегда подается разбавленной.

Тем не менее, задача найти ответ на заведомо парадоксальный вопрос показалась мне любопытной, и я решил разобраться, ставил ли кто-нибудь перед собой такую задачу: написать историю литературы вообще? И если ставил, то что из этого получилось?

Сразу оговорюсь: большинство таких попыток укладывается в одну из двух стратегий. Первая – создание циклопического Франкенштейна в 5184 томах, вторая – выращивание малыша-гомункулуса в пробирке, который бы вобрал в себя все самое важное, сохранив при этом простоту и изящность форм. Обе эти стратегии равно амбициозны, отважны и провальны.

Звериный оскал Робинзона: литмегалиты по истории литературы в СССР

Итак, перейдем к примерам того, как задача написать историю литературы целиком решалась на русском языке. Начнем с мегалитов: в Советском Союзе не боялись ставить масштабные задачи, а потому многоликий коллектив авторов больше десятилетия работал над "Историей всемирной литературы в девяти томах". Казалось бы, отличное решение: история написана, можно расходиться. Однако дьявол, как известно, в цитатах. Сегодня советскую "Историю всемирной литературы в девяти томах" можно смело переименовывать в "Историю марксистской литературной критики в восьми с половиной томах" (девятый том был анонсирован, но так и не вышел, его заменили расширенным послесловием). Вот несколько выдержек из советской "Истории".

О Робинзоне Крузо:

Создатели буржуазной политэкономии ссылались на опыт Робинзона Крузо, чтобы в деятельности подобного одинокого рыболова или охотника увидеть модель буржуазного производства и источник создания капитала. Однако в изображении Дефо островной период жизни его героя именно потому человечески значителен и поэтичен, что Робинзон в течение этих лет совершенно выключен из буржуазных отношений купли-продажи, он работает только на себя и никого не эксплуатирует.

О народнической литературе:

В. И. Ленин подчеркивал, что марксисты должны заботливо выделять из шелухи народнических утопий здоровое и ценное ядро искреннего, решительного, боевого демократизма крестьянских масс.

О французском писателе Поле Бурже:

Вместе с тем «Баррикада» явилась характерным свидетельством того, что в период обострения классовой борьбы накануне первой мировой войны французская буржуазия сбросила либеральную маску, показала свое истинное лицо.

Восемь с половиной томов советской "Истории", как вы можете догадаться, повсеместно радуют читателя подобными формулами. Конечно, там встречаются прекрасные статьи, а среди авторов есть блестящие исследователи. Однако по шкале общей идеологизации эта работа набирает уверенные 10 Марксов из 10. Советская "История" – это исключительно марксисткое прочтение мировой литературы со всей возможной предвзятостью строгой идеологической позиции. Плюс, желающему ознакомиться с ней сегодня, придется потреблять бесчисленные газетные штампы: страстный обличитель прусской военщины, до конца дней своих оставаясь на боевом посту, ходульные штампы эпигонов романтизма и проч.

А потому сегодня этот труд может быть интересен в первую очередь либо неомарксистам, либо тем, кто хочет изучать не историю литературы, но образчики позднесоветского подхода к марксистской литературной критике (и, поверьте, она была еще ничего: в издании "Робинзона Крузо" 1935 года у его героя подчеркивалась "мертвая хватка бульдога", а сам Даниэль Дефо "из принципиального защитника своего класса сделался наемным агентом аристократических политиков").

Россия, наши дни: армянский Геродот и новая хронология

Хорошо, раз уж в томах правды нет, то давайте попробуем (как завещал вдохновитель предыдущей рассмотренной нами работы) пойти другим путем и посмотреть на отдельные книги. Например, на "Путеводитель по мировой литературе" журналиста и историка Максима Артемьева.

Вот она: небольшая (всего 234 страницы), современная (опубликована в 2017 году), стильная, модная, молодежная. Казалось бы, проблема решена! Однако если советская 8,5-томная энциклопедия смотрит на мировую литературу через призму марксизма, то Максим Артемьев не стал смущать свой взгляд никакими призмами, кроме личных предпочтений. Строго говоря, этой книге не помешал бы дисклеймер про "специфические вкусы", потому как, согласно "Путеводителю":

• Вирджиния Вулф "на самом деле была второстепенной писательницей, типичный случай, когда известность базируется на эксцентричности и шумной новизне, но по истечению времени выясняется, что шумиха неадекватна таланту" (здесь особенно интересно узнать, что означает уточнение "на самом деле". Каким образом автору удалось-таки отделить "самое дело" от "несамого" и установить, что Вулф все-таки второстепенна?).
• Произведения Камю "сегодня читать почти невозможно", а за гения его приняли "по недоразумению" (интересно, по тому же недоразумению, по которому господин Артемьев сел писать эту книгу, или речь идет о двух разных недоразумениях?).
• Диккенс – это русский Гоголь, Фолкнер – русский Шолохов, Т.С. Элиот – русские Мандельштам и Пастернак, Мовсес Хоренаци – армянский Геродот и т.д. и т.п., словом, берете две-три любые фамилии и пишете, что один – эквивалент второго, все равно это никак не объясняется, никто не проверит, а при желании у станции метро "Гуманитарная" можно доказывать хоть эквивалентность Фукидида и Беккета.

Словом, "Путеводитель" – это царство категоричных заявлений, радикальных упрощений и масштабных опущений. Чего в нем нет, так это ощущения масштаба, русского, простите, размаха мысли. За этим – к дуэту Калюжный-Жабинский, который сотворил (иначе и не скажешь) монументальную (конечно, по масштабам мысли, так-то в ней всего 683 страницы) "Другую историю литературы от самого начала до наших дней".

Учитывая все вышесказанное, вы можете задаться резонным вопросом: но как можно вместить более 20 веков мировой литературы в одну книгу такого небольшого объема (если ты, конечно, не Максим Артемьев)? Ответ прост: не было никаких 20 веков. Цицерон – старший современник Рабле, "Илиада" и Библия написаны в Средневековье, якобы древнегреческий писатель Лукиан жил в 14 веке, Сервантес пародирует "Тристана и Изольду", потому что она была написана при его жизни, а "Песнь о Роланде", "Песнь о Нибелунгах" и "Песнь о моем Сиде" составлялись тогда же, когда и эпосы так называемого Гомера – в 14-15 веках (тут, правда, Калюжный-Жабинский смалодушничали и не довели свою мысль до конца – что все это, в сущности, одна и та же песнь – "О полку Игореве").

В общем, в одном из мест авторы сами оговариваются: "С точки зрения традиционной истории бред, но в нашей версии, допускающей передатировку "по синусоиде", логично". Логично. Логично, что бред.

Суровое правило и приятное исключение

Эти несколько весьма разношерстных примеров в целом передают ощущение того, насколько провальными, чудовищными и даже вредными могут быть попытки написать историю литературы вообще. Все потому, что литература – это явление слишком масштабное, сложное и неоднородное, чтобы обладать универсальной историей, которую можно было бы написать хотя бы теоретически. Более того: масса сил и времени требуется даже на то, чтобы добросовестно и точно описать хотя бы какой-то ее фрагмент, чтобы сопоставляя и собирая информацию из множества источников написать не "историю литературы", а какую-нибудь несчастную "Историю итальянской новеллы XVI века". Однако параллельно с этим кто-то другой напишет "Историю китайской литературы XIX века", а третий – "Историю американской литературы первой половины XX века". Из сотен таких книг, написанных людьми, которые разбираются в своем деле, и сложится всеобщая история литературы, за которую не будет стыдно.

Тем не менее, из генерального правила "обощай и гадствуй" есть свои исключения. Например, учебное пособие В.А. Лукова "История литературы. Зарубежная литература от истоков до наших дней". 512 страниц сверхплотного текста дают достаточно неплохое представление о том, как развивалась зарубежная литература. Это серьезная академическая работа, однако, со своими особенностями.

Во-первых, монография Лукова – тяжелое чтиво для неподготовленного читателя: местами она напоминает не книгу, а библиографический справочник.

Во-вторых, чтобы уместиться в такой формат автору пришлось пойти на опущения, которые граничат с упущениями. Например, всей латиноамериканской литературе 20 века (Маркес, Астуриас, Борхес, Кортасар и проч.) уделено в книге 3 (sic!) абзаца, а один из основоположников магического реализма Хуан Рульфо не упоминается вообще. Фамилии Сэлинджера и Конрада встречаются по разу, Кавафис, Мэнсфилд, Ачебе, Павич и другие ключевые "региональные" фигуры литературы 20 века не упоминаются вовсе.

Наконец, в-третьих, книга Лукова полностью исключает разговор о русской литературе, отделяя ее таким образом от всемирной.

Заграница нам поможет: компактная антология, 48 лекций и свет в конце туннеля (но очень далеко)

Хорошо, а что если посмотреть на то, как решают эту проблему на Западе? Собственно, там происходит то же, что и здесь (или это здесь происходит то же, что и там?). Действительно неплохие работы по общей истории литературы поражают своим размером, а те, что укладываются в 300 страниц, – своим качеством.

Чтобы вы могли просто оценить масштаб: американский University of North Georgia выпустил "Компактную антологию мировой литературы"… в 6 томах. 18 и 19 век занимают 2430 страниц, но даже в таком формате авторам пришлось полностью проигнорировать, например, Гоголя и Гофмана (возможно, потому что они оба начинаются на "Г"?).

Любопытный взгляд на историю литературы предлагает профессор из Калифорнии Грант Л. Вот: он записал курс из 48 лекций The History of World Literature, в котором попытался охватить всю мировую литературу: от Гильгамеша до Рушди. Удалось ли это в формате 48 получасовых лекций? Думаю, ответ вы уже знаете сами. Хотя профессор Вот даже постарался внести некоторое "этническое" разнообразие в свой курс и немного отойти от европоцентризма, поэтому в его истории мировой литературы нет, например, Льва Толстого, но есть Тагор Рабиндранат (впрочем, и Нобелевская премия по литературе у Тагора есть, а у Льва нет), нет Густава Флобера, но есть Цао Чжань.

Впрочем, это снова история про опущения: выбор одного вместо другого, потому что до определенного момента мне казалось, что это единственный путь, по которому может идти человек, пишущий историю литературы вообще. Однако, похоже, что одно исключение все-таки существует, и нашлись люди, готовые рассказать всю историю литературы, совсем ничего не пропуская. Это создатели подкаста Literature and History.

Они начали 4 года назад – с шумерской клинописи и древнеегипетской "Книги мертвых", и с тех пор выпустили 71 эпизод, добравшись за это время до… первого века нашей эры и "Фиваиды" древнеримского писателя Публия Папиния Стация. По приблизительной оценке им потребуется еще 930 эпизодов и около 42 лет, чтобы довести эту работу до конца, так что надежда на полную историю всемирной литературы все-таки остается.